Истории

Умер экс-депутат Юрий Шутов - легенда 90-х

В «Белом лебеде», колонии для пожизненно заключенных, скончался Юрий Шутов. Бывший помощник первого мэра Анатолия Собчака, затем - автор книг, разоблачающих бывшего патрона, депутат Заксобрания, так и не успевший приступить к своим обязанностям, организатор заказных убийств, наконец – арестант и заключенный. Настоящая легенда 90-х. И настоящая иллюстрация того странного времени, когда одно воспоминание тянет за собой другое.

Юрий Шутов родился 16 марта 1946 года. Закончил Кораблестроительный институт, работал заместителем начальника Центрального статистического управления, в 1981 году был осужден за поджог одного из кабинетов в Смольном (очевидно, с целью уничтожения неких документов). После пятилетней отсидки решил заняться политикой. В дальнейшем Шутову приписывали также поджог гостиницы «Ленинград» в 1989 году, в результате которого погиб знакомый Шутова – журналист Марк Григорьев. Впоследствии именно в этой гостинице появился офис Шутова – в нем же его и арестовали в 1999-м.

В начале 90-х Шутов трудился помощником Анатолия Собчака, что позволило ему написать впоследствии книги «Собчачье сердце», «Собчачья прохиндиада» и «Ворье». Затем последовал еще один арест – по обвинению в вымогательстве – и оправдание. Уголовное прошлое не помешало Шутову возглавить  постоянно действующую Санкт-Петербургскую комиссию Госдумы РФ по анализу итогов приватизации.

Впрочем, сторонники Шутова утверждали, что все без исключения уголовные дела в отношении него были сфабрикованы. Этот пост Шутов занимал вплоть до ареста. Впоследствии суд специально послал запрос в Госдуму дабы поинтересоваться, можно ли вменить Шутову организацию банды с использованием служебного положения. Оттуда ответили, что приватизационная комиссия легитимной не была (подразумевалось, что Шутов придумал ее сам), а значит, банда была самой ординарной. Впрочем, киллеры, дававшие на суде показания, утверждали, что исполняли обыкновенные заказные убийства, но гонорары, полученные от заказчика, Шутов тратил на предвыборную кампанию. А это, согласитесь, уже необычно.

Наиболее важные показания Комиссии мог дать вице-губернатор, председатель КУГИ Михаил Маневич – но его застрелили в 1997 году. В 1998-99 годах в городе произошли еще несколько резонансных убийств: были взорваны в своих подъездах нефтяник Дмитрий Филиппов и смольнинский чиновник Евгений Агарев. При подготовке покушения на бизнесмена и депутата Вячеслава Шевченко (его, по версии следствия, собирались взорвать на загородной дороге) помощники Шутова были арестованы. Затем – и он сам. После началось длительное следствие и еще более долгий судебный процесс. Всего в деле фигурировали 22 преступных эпизода, и одно только обвинительное заключение включало в себя 14 томов. Что касается Шевченко, то он был убит пятью годами позже.

Юрия Шутова арестовали в феврале 1999 года, примерно тогда же, когда посадили курдского лидера Оджалана. Но последний, сидя в турецкой тюрьме, не давал о себе забыть, жаловался в Европейский суд по правам человека, выпускал книги, участвовал в переговорах курдских мятежников и турецких властей.

Шутов же явно сошел со сцены. Люди, общавшиеся с ним во время судебного процесса, а тогда даже оппоненты признавали, что политик тяжело болен, наверное, удивились, если б узнали, что в заключении Юрий Шутов проживет полтора десятка лет и умрет на 69-м году жизни. Одним из последних, кто взял интервью у Шутова, был журналист петербургского журнала «Город» Максим Максимов. Это произошло в 2004 году, за два месяца до исчезновения Максима. Исчезновения, которое позднее квалифицировали как убийство, но так и не раскрыли.

- Видно, что человек большого ума, но, к сожалению, уже неадекватен. И он действительно болен, - прокомментировал Максимов свою беседу. В печать интервью не вышло. До приговора Шутову оставалось еще два года. Это был процесс-рекордсмен, затянувшийся на несколько лет.

Благодаря Шутову в правоохранительной и политической жизни Петербурга появилось много прецедентов. Старожилы горсуда, например, не припомнят такого, чтобы суд элементарно не мог начаться в течение полугода. Защита забросала суд ходатайствами об отводе всех и вся. Когда процесс начался, проводили его в «Крестах». Прессу, впрочем, допускали. Требование было связано с тем, что главному подсудимому было тяжело добираться до горсуда на набережной Фонтанки, а если он приезжал, то следом зачастую вызывали «скорую».

Незадолго до ареста Шутова избрали депутатом Заксобрания – причем баллотировался он по тому округу, где размещаются «Кресты», и не исключено, что именно зеки стали его основными избирателями. Избрание Шутова, который уже считался фигурой неоднозначной, подстегнуло начальство тогдашней ФСИН пролоббировать закон, который разрешал бы заключенным голосовать только по своему округу – где они были прописаны до ареста. Закон, правда, не прошел.

Через полгода после ареста, когда следствие было в самом разгаре, районный суд неожиданно изменил Юрию Шутову меру пресечения, чтоб он мог полноценно исполнять обязанности депутата. И в ту же минуту в зал суда ворвалась рота СОБРа, которая снова арестовала Шутова, поскольку РУБОП (было тогда такое милицейское подразделение) «приготовил про запас» несколько эпизодов, которые в основной лист обвинения не вошли.

Под конец процесса Шутов отказывался не только от судьи, но от своих адвокатов тоже. Это означало, что процесс придется пересматривать. А по стране уже вовсю шагала судебная реформа - внедрение суда присяжных: запроси Шутов именно такой суд, он стал бы вечным. Но все-таки дело рассмотрели, причем сразу пятеро обвиняемых получили максимальные сроки.

Жизнь менялась стремительно, и сейчас уже трудно представить, что у нас могут быть такие процессы и такие политические выверты. Надо отметить, что у Юрия Шутова были свои поклонники и фактически своя газета, которую если и закрывали, то она открывалась вновь. И только эти поклонники, а не миллионная армия «Фейсбука», считали обвинения против Шутова «грубо сляпанной фальшивкой», Шутова – политическим заключенным, а следственную бригаду – кремлевскими вассалами. Современная оппозиция выглядит иначе.

share
print