Коллекционер Владимир Ёлкин — о тепле и человечность почтовых открыток.
В Музее связи на Почтамтском переулке, 4, открыта выставка почтовых открыток военного времени. Здесь нет ярких цветов, лозунгов, флагов; вместо них - виды Ленинграда, бытовые сценки, зарисовки и подлинные письма ленинградцев и их близких, разбросанных по стране.
«Мой район» поговорил с автором экспозиции «Ленинградский излом», коллекционером Владимиром Ёлкиным о том, что могут рассказать нам открытки.
«МР»: Действительно ли в войну значение открытки многократно повысилось?
В.Ё.: Конечно. С войной начались массовые перемещения людей по территории страны, потребовалась связь. Телефоны в то время работали очень плохо, и переписка оставалась единственной возможностью поддерживать контакт. Надо сказать, что власть это понимала, и именно в войну вся связь, в том числе гражданская, была передана в ведение Министерства обороны. И множество специалистов и техники было туда брошено. В том числе приняли решение о массовом выпуске открыток, и переписку с фронтом сделали бесплатной.
Фото: Сергей Ермохин.
Что объединяет эти открытки?
Война перемешала судьбы людей, многие потеряли родных, и все стремились найти хоть кого-нибудь близкого. Во многих письмах есть подобные строки: «Я остался один, все погибли, хоть ты свяжись со мной…». У меня есть одна открытка, которую я очень ценю. Пишет школьница, класс 3-4-й, на открытке с изображением картины Шишкина: «Женя, мы с тобой еще не знакомы. Как живешь? Какая у вас погода в Свердловске? Весело ли у вас? У нас очень весело, как придем из школы, берем санки и идем кататься…. Писала сестренка Вени, ты его знаешь хорошо, но сейчас его больше нет, он был убит 1 сентября». Вот читаешь, и вдруг - обухом по голове. Становится понятно: ребенок лишился брата, ей нужно тепло, нужна какая-то замена. И она пишет другу брата. Я считаю, надо всем, кто выступает за войну, показывать такие письма.
Письма, открытки нужны были и для поддержания боевого духа?
Безусловно: открытка, подписанная любимым человеком, хранит тепло его руки. Часто мне попадались открытки, где, например, маленький ребенок пишет письмо папе печатными буквами. Такое письмо человек будет хранить у сердца, оно становится амулетом.
Открытки, таким образом, исполняли роль политруков, которые поднимают в атаку батальоны. Роль психологического фактора, мотивации в войне еще не до конца оценена.
На выставке есть открытка со знаменитым рисунком Харшака «За что?». У нее тоже потрясающая история. Фотограф Николаев снял мальчика в больнице Рауфуса, где находились блокадные дети. Харшак увидел эту фотографию и сделал по ней рисунок. Сначала изображение было напечатано во фронтовой газете, которая пошла по всему ленинградскому фронту. Из разных частей в редакцию пришли десятки писем, где бойцы клялись отомстить за детей в лице этого мальчика. Затем решили издать открытку, которая разлетелась по всей стране. И более того: в другое время, на другом континенте этот мальчик продолжал «воевать». В период сирийско-израильской войны плакатами с рисунком Харшака обклеили стены домов в Дамаске.
Фото: Сергей Ермохин
Как подбирались изображения для почтовых открыток?
Открытки в Ленинграде издавали около 30 издательств, и в каждом была художественная редакция, которая искала художников. И, естественно, цензура: все изображения должны были быть завизированы. Многие блокадные открытки не проходили цензуру, допустим, Сталин как-то не так изображен...
На выставке вообще нет изображений Сталина. Здесь — лирические настроение, красота города…
Именно так. Эта выставка несколько особенная. Тема блокады огромная, и здесь я беру только одну трагическую страницу этой большой книги — жизнь горожан. Я подобрал открытки с Ленинградом, с ленинградцами — в такой камерно-трагической стилистике.
Еще один интересный факт: здесь нет ни одной документальной открытки, все — рисованные. Действовал жесткий запрет на пересылку по почте фотографий: боялись, что они могут попасть к немцам. В Ленинграде была издана серия документальных открыток, связанных с партизанами, но цензура не пропустила.
Но, например, открытка «После обстрела»: она ведь, можно сказать, тоже документальна?
Да, художник создал рисунок на основе того что видел. И таких открыток много. Вот, например, дети играют во дворе в блокадном Ленинграде, под выбитым окном: это быт горожан.
И мы должны знать, как жили горожане: я считаю, что подвиг горожан порой выше, чем подвиг бойца. У солдата враг — впереди, а в тылу враг — внутри тебя, и ты должен его победить, чтобы оставаться человеком в нечеловеческих условиях.
На выставке есть письма с поистине душераздирающими историями. Вот, например: женщина с ребенком эвакуируется из Ленинграда в октябре 1942 года. Но она настолько ослаблена, что вынуждена оставить своего ребенка. Уже уехав, она пишет подруге, просит узнать, что с ним, и, видимо, мучаясь, объясняет: «мы бы умерли вдвоем». Она просто не донесла бы его до вокзала, и поэтому передала в детский дом.
В то же время, мы знаем о случаях людоедства. Знаем и о героически спасенном сотрудниками Вавилова генофонде. Где-то уже сказано, что блокада раскрыла противоречия человека: с одной стороны, чистоту помыслов, а с другой — низменность животных инстинктов. И борьба шла даже не с немцами, а внутри людей: борьба низости с благородством. В этом подвиг горожан: не «расчеловечиться» надо было, и они это сделали.
Фото: Сергей Ермохин
Для выставки вы отобрали не только открытки, но и просто письма.
Да, например, есть письмо воспитательницы детского сада, она пишет о начале эвакуации. (7 июля 1941 года приняли решение эвакуировать часть предприятий и как можно больше детей: детсады, пионерлагеря. Это обернулось трагедией, о которой мы пока мало знаем и мало говорим. Детей эвакуировали под Лугу — навстречу немецким войскам. Тогда же не предполагали, что немцы подойдут так близко. Половина тех детей оказалась в немецкой оккупации и погибла. А остальных успели вывезти обратно в Ленинград, и они погибали там от голода).
«Мы живем в помещении школы, в 2-х комнатах 106 человек и 14 служащих. Куда поедем дальше - не знаем. Настроение ужасное. Газет нет, радио нет, телеграмм не принимают. Если бы я могла, вернулась бы в Ленинград, лучше там погибнуть под пулями...».
А вот другая женщина пишет своему брату, из блокадного Ленинграда в Нальчик. Но пока письмо шло, немцы вошли в город, и письмо вернулось назад: типичный пример судьбы военной открытки. Кстати, на задней стороне письма на каждой станции ставились отметки. По этим отметкам можно проследить весь путь следования эшелона с эвакуированными. На многих станциях людей хоронили. Так что весь этот путь усеян телами ленинградцев.
Есть и письма, написанные в другом настроении: «Фриц бежит, а мы его гоним все дальше и дальше. И скоро мы будем в его логове, и тогда он вспомнит и проклянет 22 июня 1941 года». Это уже 1944 год.
Как к вам попадают открытки, письма?
Бывают невероятные случаи. Как-то раз мне позвонила знакомая (знавшая о моем увлечении) и сообщила, в соседней квартире умерли хозяева — два пожилых человека. Родственники забрали мебель, книги, а чемоданы с оставшимися бумагами стоят, никому не нужные, и скоро будут выброшены. Я тут же поехал. В одном чемодане была переписка, его я и взял. Затем, изучая содержимое, я вдруг обнаружил потрясающе интересный материал. Оказывается, брат женщины, которая жила в той квартире, был правой рукой Курчатова, стоял у истоков нашего атомного проекта. Естественно, в письмах напрямую об этом не было сказано, но, когда я стал анализировать всю эту историю, я понял, что он имеет отношение к атомным разработкам. Я полез в архивы и нашел эти данные. И тогда я по-другому посмотрел на этот архив. Теперь у меня хранится память об этом человеке, о его сестре.
Вообще, почему я зауважал открытку как объект коллекционирования? Всякие монеты, банкноты, марки — там нет личности. А за каждой открыткой, помимо художника, фотографа, редактора, стоит живая человеческая судьба, чьи-то отношения, чьи-то чувства.
