Во дворе Всероссийского музея А.С.Пушкина, что на Мойке, 12, традиционно 10 февраля – в день смерти поэта соберутся петербуржцы. В этот день по многолетней традиции посетители музея смогут пройти по пушкинской квартире тем маршрутом – через буфетную, столовую, переднюю, каким шли жители Петербурга в январские дни 1837 года, чтобы поклониться погибшему поэту. В этом году исполняется 180 лет дуэли и смерти поэта.
Для каждого из нас Мойка, 12 – одно из знаковых, важнейших городских мест. О том, как непросто музей становился музеем, о том, какие драматичные и порой странные события происходили здесь, корреспондент MR7.ru беседует с Галиной Михайловной Седовой, доктором филологических наук, заведующей Мемориальным музеем-квартирой А.С.Пушкина на Мойке, 12:
- Музей, он же отражает то общество, в котором находится, что происходит в мире – то и в нашем дворе происходит. Когда в двадцатые годы минувшего века Пушкина «сбрасывали с корабля современности» вместе со всей классикой, сюда, на Мойку, 12 пришли интеллигенты, которые не уехали – не смогли или не захотели. Их было совсем немного, но они так боролись за этот дом, сначала ничего у них не получалось – победить жилтоварищество – а в коммунальной квартире к тому времени жили советские граждане. Было не под силу, хоть они и обращались в разные инстанции. Но сдвинулось дело лишь тогда, когда сведения о безуспешной борьбе просочились на Запад – в парижской газете « Последние новости» Павел Николаевич Милюков написал о том, что большевики сделали с квартирой Пушкина: советский квартирант на месте, где умирал Пушкин, устроил безобразие – клозет и ванну.
Правда, квартира была перепланирована еще в начале века архитектором Гвоздецким, но про клозет и ванну точно – они как раз там и были. Луначарский на голос с Запада отреагировал бурно, написав, что «мы должны избегать таких демонстративных глупостей». И тогда жильцов выселили, вряд ли они были счастливы, потеряв жилье. У Зощенко на эту тему даже фельетон есть – въехал в квартиру, тут подтяжки повесил, тут – корыто поставил, а вдруг приходит комиссия и говорит – убирайтесь, тут Пушкин, мол, жил, удостоил своим присутствием великим.
Но, тем не менее, жильцы были выселены, квартира перешла в ведение Академии наук, но денег у Академии, как всегда, не было, квартиру надо было обустраивать под музейное пространство – но на что? Пушкинский кружок из интеллигентов был создан при обществе «Старый Петербург – новый Ленинград», под опеку квартиру взял и Пушкинский Дом. И был такой Сергей Николаевич Жарновский, краевед, мне очень жаль, что я не смогла с ним пообщаться, когда пришла сюда экскурсоводом, а он был еще жив, но я- то понятия не имела тогда, что он – просто кладезь. Он ходил и брюзжал, что вот в соседнем доме, который идет на капремонт, ручки на дверях такие же как при Пушкине – пойдите, заберите, собирал фотографии, все пытался нам в фонды отдать, а брали не все.
А тогда, когда интеллигенты создавали музей, тот самый Жарновский и Михаил Дмитриевич Беляев из Пушкинского Дома (он потом стал первым хранителем пушкинской квартиры, его в 1932 году отправили на Соловки, выжил, но в Ленинград уже не вернулся), так вот Жарновский, Беляев и Пушкинский кружок – взялись собирать деньги на обустройство квартиры-музея. Деньги были крошечными – по десять, двадцать копеек за лекции с человека, за вечера, взносы еще члены Пушкинского кружка платили. И вот так они смогли переоборудовать кабинет Пушкина – вернуться к первоначальному пространству квартиры. На то место, где стоял диван, на котором Пушкин умер, установили постамент с бюстом поэта, рядом укрепили лавровые венки. В гостиной, где проходило первое памятное собрание, поместились все – то есть людей было совсем немного.
Они два года делали музей, в 1927 его открыли и завели книгу для посетителей – каждый пришедший в музей писал свою фамилию и профессию. Вы можете представить себе, когда у нас сотни тысяч проходят за год, существование такой рукописной книги? Ныне книга эта хранится в архиве Академии наук – ведь музей входил в состав Академии до 1953 года, а потом уже стал Всесоюзным и впоследствии Всероссийским музеем А.С.Пушкина на Мойке, 12.
И в этой книге есть удивительные имена – артисты, художники. Потряс меня автограф от 23 июня 1929 года: «Ахматова». Есть там и автограф «Жуков», я сравнивала – очень похоже на подпись маршала. Там в графе «профессия» оказалось написано «защитник».
Известно, что Станиславский отправлял своих артистов посетить в Ленинграде квартиру Пушкина и непременно с экскурсоводом Завитаевой. В этой книге попадались записи, что экскурсии вела Завитаева. Я смогла найти только то, что некий Павел Завитаев служил при императорском дворе до 1917 года и жил в этом доме. Кто такая была эта Завитаева – его жена, дочь?
Когда Беляева отправили на Соловки в 1932 году, то в 1933 сюда из Москвы прислали пролетарского поэта Семена Родова. Он прикатил сюда «поднимать» Институт русской литературы – вычищать его от остатков старой профессуры. В архиве литературы и искусства сохранилась его переписка с соратником и приятелем Лелевичем, Родов пишет, что «наконец-то квартирный вопрос решен, ты можешь ко мне приехать, койка найдется, вот только постельного белья не хватает, адрес мой – набережная Мойки, 12, квартира 1».
- То есть он вселился сюда?
Да, он поселился здесь и стал пользоваться теми вещами пушкинской эпохи, которые бережно собирали Беляев и другие члены Пушкинского кружка. Родов жил в комнатах, окна которых выходили на Мойку. В квартире оставили для посетителей-почитателей Пушкина только кабинет. Пролетарский поэт приехал сюда с женой, сыном и домработницей Терилевой. При нем в квартире появился телефон и ее стали нормально обеспечивать дровами. (Пролетарский поэт Родов, кстати, сочинял не просто стихи, а «коммунэры», про чекистов много писал, например – вот такое:
Так и чекисты из хлопка секретных бумаг
ткали по нитке доклад о врагах.
Быть ткачом Николаю не вновь,
а если и новы, то смерть и кровь.
Узнал он немало бессонных ночей,
и шуткой казалась работа ткачей.
Бывали сомнения в душе предчека,
но никогда не дрожала рука.
Говорили, что он жесток,
что подписывать сотнями смерти он мог.
И только маленький Петя знал,
как его папа нежен и мал,
да редко, когда он бывал на дому,
голуби стаей слетались к нему,
и товарищи слали дружный привет,
когда мимо фабрики шел он в обед. – прим. ред.)
Родов жил окнами на Мойку, а там народ все время сновал и на эти окна смотрел. И не только потому, что знал – это квартира Пушкина, но и из-за мемориальной доски. Она была установлена в конце XIX века, но если вы сейчас на нее посмотрите - то увидите орфографию современную. Что случилось? При Родове доску сбили и выбросили в Мойку – его бесил и этот Пушкин, и та доска. Пролетарский поэт съехал в 1936 году, и когда в квартиру пришла комиссия – музей надо было фактически делать снова. Проверяющие увидели, что вместо памятной доски торчат из стены четыре крюка. Обратились к управдому, а он и говорит, что при товарище Родове доску сбили – она была очень грязная.
-Прямо традиция какая-то порочная, у нас тут Мефистофеля сбили, потому что был очень ветхий, угрожал, говорят, свалиться на голову.
-Выходит, что да – порочная традиция. Ну, так вот, выбросили доску, а тут в 1937 году собрались отмечать юбилей – столетие со дня смерти Пушкина, квартиру воссоздавать – а доски нет. Хорошо, что литография сохранилась, восстановили, но уже без старорежимных ятей, с советской орфографией.
Музей стали создавать, ориентируясь на то, чтобы показать петербургский период жизни Пушкина, не так, как отправленный на Соловки Беляев, который собирал эти «осколки жизни». Про него написали, что он «заполнил квартиру буржуазным хламом». Позвали Бориса Валентиновича Шапошникова, который создавал музей московского быта на Собачьей площадке, был специалистом высшей пробы по пушкинской эпохе. Но ему также не дали осуществить замысла, кроме кабинета. Из Москвы указали, что надо делать: про Пушкина и общественную жизнь, про Пушкина, задавленного царизмом, про Пушкина-друга декабристов и няни Арины Родионовны.
Ну, а кабинет так и быть, оставьте, ладно. К тому времени в музее уже не было экскурсовода Завитаевой, я видела документы, из которых следует, что Завитаева из музея уходить не хотела, но ее заставили, и заставили оставить комнату, в которой она жила. Что с ней стало дальше, я пока не узнала.
-А те, кто приходили сюда в конце минувшего века и приходят сейчас – какие они, что говорят?
В шестидесятые годы века минувшего люди приходили испытать катарсис – им вовсе не обязательно было рассказывать подробности дуэли или преддуэльные истории – они знали об этом, они приходили, чтобы почувствовать себя в этих стенах. В девяностые резко снизилось число посетителей – людям было не до того. Но все равно шли, постепенно вновь вернулись очереди. Однажды я увидела, как по двору идут немолодой мужчина и мальчик, видимо, дедушка с внуком. У мужчины в руках продуктовая авоська. Они идут прочь, и мужчина говорит мальчику: «Видишь, как хорошо – написано «билетов нет», ты понимаешь, скольким людям нужен Пушкин». Я просто застыла – он не ругался, как обычно, когда не хватает билетов, конечно, я пригласила их идти за собой. А не так давно, всего несколько лет назад в июне, когда мы отмечаем здесь день рождения поэта, к нам приехали французы – съемочная группа, опоздали на официальные речи. Просят меня найти кого-нибудь, чтобы записать. И вдруг видят – в ворота въезжает высоченный парень на роликах, в наушниках, с букетом подмышкой. Они бросились к нему: «Вы сюда зачем приехали?» Он: «К Пушкину». Они: «А стихи знаете, почитать сможете?». Он встал у памятника на своих роликах и начал: «Мой дядя самых честных правил….». Журналистка меня спрашивает: «Это очень длинное стихотворение?». А парень шпарил «Онегина» наизусть.
Сейчас у молодых людей изменились вопросы. Они меньше спрашивают – а сколько было у Пушкина детей, а правда, что Наталия Николаевна изменяла. Они спрашивают о том, зачем Пушкин это сделал – пошел на поединок, и почему нельзя переступить через понятие чести.
