Книга «Золотая клинопись фонарей в Фонтанке», которую выпустил в свет музей Анны Ахматовой в Фонтанном доме, создавалась директором музея Ниной Поповой и старшим научным сотрудником Татьяной Поздняковой. Она посвящена трем годам совместной жизни Анны Ахматовой и Владимира Шилейко – выдающегося востоковеда, поэта и переводчика.
«Шилейко был человеком с большими странностями, ученым в духе гофмановских чудаков», – писал о нем Виктор Жирмунский. «Он переводил стихотворную повесть «Гильгамеш», сравнительно с которой Библия и Гомер – недавние события», - слова Виктора Шкловского. Осип Мандельштам называл Шилейко «бездной». После второго курса Владимир Шилейко ушел из университета и самостоятельно стал изучать шумерологию – историю и культуру народа, о котором и в Библии не найти упоминаний. Он первым в истории русской литературы стал переводить аккадские и шумерские литературные тексты с оригинала. Не имея формального университетского образования, публиковал статьи о вавилонской письменности в энциклопедических словарях и научных журналах.
Ахматова и Шилейко прожили вместе в Северном флигеле Шереметевского дворца в 1917-1920 годах – это были три невероятных года в жизни России, когда страна оказалась ввергнута в революцию и Гражданскую войну. И эти события изменили все – привычный уклад, судьбы людей. «Тот час, как рушатся миры», - Ахматова так определила время перед Второй мировой, но миры начали рушиться много раньше.
«Я спала в королевской кровати,/Голодала, носила дрова…», - напишет Ахматова через несколько десятков лет о том времени - революции, войны, голода, времени, когда «обычай заливать кровью мостовые стал привычным для страны». А тогда, в Северном флигеле Ахматова часами записывала под диктовку Шилейко поэтические переводы древних текстов (он мог читать и переводить их «с листа»). Глиняные шумерские таблички лежали в их комнате на письменном столе, «как печенье в вазочке».
«Ахматова и Гильгамеш, Ахматова и аккадская культура – 26 веков до нашей эры…Но, оказывается, это очень важно для того, чтобы понять, какого масштаба перед нами поэт, как можно определить ее позицию сопротивления тому грубому примитивному сознанию, когда люди превращаются в зараженную идеологическими лозунгами массу, - рассказывает Нина Попова, директор музея Анны Ахматовой, одна из авторов книги «Золотая клинопись фонарей в Фонтанке». – И нам важно понять, как аукнулась в творчестве Ахматовой та ассиро-вавилонская глубина, как отразилась в ее творчестве тридцатых и шестидесятых годов, особенно в драме «Энума элиш. Пролог, или Сон во сне».
Записи на глиняных табличках добиблейских времен, среди которых было много заклинаний, когда люди говорили с Высшими силами, и эпос «Гильгамеш», который переводил Николай Гумилев – о том, как вернуть из загробного мира единственного друга. И потом, уже расставшись с Шилейко, пережив расстрел Гумилева и увидев, как кровью заливаются не только мостовые, но вся страна – и конца этому не видно – Ахматова напишет в 1923 году «Новогоднюю балладу» - о мертвых, неоплаканных, которых невозможно вернуть.
Заключительная часть книги - о драме «Энума элиш. Пролог, или Сон во сне», которая почти не публикуется, Ахматова дважды сжигала текст, а сохранившиеся в архиве листы разложены странно, мы не знаем толком последовательность сцен. Но эта драма, во многом предвосхищающая пьесы Ионеско, Беккета, кафкианская драма, и в то же время неуловимо близкая «Мастеру и Маргарите»: здесь эвакуированные в Ташкент писатели с портфелями, откуда торчат выданные пайки – селедочные головы и хвосты, писатели, спешащие все как один осудить героиню, здесь висящий на мухе портрет Сталина, здесь орел Федя – странный и милый персонаж, записывающий тексты под диктовку героини, здесь и некий Мордик-бородач, не вавилонский бог Мардук, а пародия на вершителя судеб и создателя мира. Собственно ассиро-вавилонская космогоническая поэма «Энума элиш («Когда вверху») – как раз о сотворении мира, о победе Мардука над Хаосом. Ахматова же размышляет о другом – о возможности Армагеддона, о том, что нынешний мир, переживший две мировые войны и обретший атомную бомбу, чрезвычайно хрупок.
«Мой сон накануне превосходил все, что в этом роде было со мной в жизни. Я видела планету Земля, какой она была через некоторое время (какое?) после ее окончательного уничтожения. Кажется, все бы отдала, чтобы забыть этот сон», - напишет Ахматова на страницах одной из своих записных книжек.
