В Москве в пресс-центре МИА «Россия сегодня» 7 сентября 2018 года экспедиция Российского военно-исторического общества (РВИО) отчитывается о своих находках в урочище Сандамох в Карелии — поисковики РВИО и военные 90 отдельного специального поискового батальона Западного Военного округа копали там с 26 августа по 5 сентября. Нашли останки пятерых человек с пулевыми отверстиями в затылочных костях черепов. Сразу объявили, что это — бойцы РККА, расстрелянные финнами.
Сюжет, вышедший на канале «Россия — 24» оказался еще более безапелляционным — звучали слова «финские палачи», а в отношении общества «Мемориал», открывшего вместе с карельским историком Юрием Дмитриевым Сандармох, как тайное место расстрела НКВД в годы Большого террора, сразу было сказано, чтоб не забывали — «иностранный агент». Тут же и про вновь арестованного главу карельского «Мемориала» Дмитриева — «сидит по подозрению в насильственных действиях по отношению к приемной дочери».
Сначала Сандамох хотели переписать — петрозаводские историки Юрий Килин и Сергей Веригин выдвинули гипотезу, что в Сандармохе финны расстреливали советских военнопленных. Но теперь уже речь идет о том, что Сандармох хотят перекопать — поисковики РВИО обещают вернуться.
Корреспондент MR7.ru попросил прокомментировать ситуацию руководителя центра «Возвращенные имена» Российской национальной библиотеки, соратника и друга Юрия Дмитриева Анатолия Разумова.
— Считаю что это часть общей политики отношения к подобным местам — Сандармоху, Катыни, Медному, Перми-36 — размыть вопрос ответственности за злодеяния. Это продолжение советской традиции, такая советчина густая.
Если говорить конкретно о Сандармохе, я бы даже не стал обсуждать, что там конкретно нашли копатели — это дело специалистов. В Петрозаводске 2 и 3 августа на выездном заседании межведомственной группы по реализации концепции государственной политики увековечивания памяти жертв политических репрессий, состоявшемся во главе с советником президента Михаилом Федотовым, нас уверили власти Карелии, что копать Сандармох не станут. Но уже 5 августа на Дне памяти мы высказали свою тревогу. Ведь с весны 2016 года шла эта волна — необходимости исследования именно здесь, на основании всего лишь того, что эта земля была оккупирована финнами, финны знали, что это было за место, и поэтому тут должны были они расстреливать. Собственно, все. Так они (РВИО. — Прим. ред.) специально к этому громкому месту подобрались, получили средства. Освоили их. И оказались «на коне», на фоне уничтоженных документов, лежащих в основе мемориала Сандармох. В 1997 году и прокуратура местная, и судмедэкспертиза и госбезопасность — после открытия Сандармоха все согласились, что найдено самое большое место расстрелов НКВД, и был создан мемориальный комплекс. Но в 2014 году оказалось, что документы — обращение Юрия Дмитриева в прокуратуру Карелии, судмедэкспертиза переданных останков — все это уж несколько лет как уничтожено «за истечением срока давности», скорее всего, уничтожено было в начале 2000-х.
И вот теперь протаскивают идею финских злодеяний на этом месте. Смешать одно с другим. Я когда выступал на суде по делу Дмитриев, сказал, что он сидит за Сандармох, за свое дело. То, что происходит — консолидированная политика, случайностей не бывает.
Им главное — осесть на это место, поставить здесь памятник, а потом музей и рассказывать о злодеяниях финнов. А расстрелы НКВД, ну что ж, были, не отрицаем, но ведь время было тяжелое, неоднозначное, готовились к войне, и надо еще разобраться, кто эти расстрелянные.
Не бывает таких случайностей. С 2016 года правительство Карелии перестало посещать Дни памяти в Сандармохе. В июне 2017 года в Петрозаводске состоялся круглый стол, где историки Килин и Веригин говорили о своей гипотезе расстрелянных финнами красноармейцев именно здесь в Сандармохе, в этот же день и час в Москве мы представляли две новые книги Юрия Дмитриева, — напомнил Разумов.
Комментарий дала и руководитель НИЦ «Мемориал» в Петербурга Ирина Флиге, которая в 1997 году вместе с Юрием Дмитриевым и Вениамином Иофе открыла Сандармох:
— По фотографиям, и публицистическим описаниям я никаких заключений дать не могу. Я не знаю, что и как было «поднято» из раскопов, и как эти раскопы сделаны. Для того, чтобы ответить на вопросы и про пули, и про шинели, нужно провести научные исследования. Поэтому я категорически не вступаю в схоластические споры о «находках». Диалог надо вести на научном уровне с привлечением разных специалистов — историков, судебных медиков, антропологов, археологов.
Но есть вещи, которые я знаю точно. Первое, и это главное, в Сандармохе захоронены жертвы советского террора — 6 242 человека. Все их имена известны. И место захоронения и имена этих людей подтверждены документально. Второе, что поисковые работы на объекте культурного наследия и на месте захоронений проводились с нарушениями законодательства: как закона о похоронном деле, так и закона «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов РФ», — заявляет Флиге.
Урочище Сандармох находится в двух десятках километров от Медвежьегорска и в годы Большого террора стало местом массовых расстрелов — в общей сложности там в 236 расстрельных ямах лежат 5 130 жителей Карелии, заключенных Белбалтлага. Осенью 1937 года здесь расстреляли «соловецкий этап» — 1 111 заключенных Соловецкой тюрьмы особого назначения.
Родственники расстрелянных в Сандармохе выступили с открытым письмом, адресованным министерству культуры России, правительству Карелии, управлению по охране объектов культурного наследия Карелии, администрации Медвежьегорского района, РВИО, отделению РВИО по Ленобласти и руководителю раскопок Олегу Титберии — люди просили не тревожить могилы. Титберия пообещал ответить лично каждому.
