Истории

Так умирают в госпитале Ветеранов

Константин Маратович Барышев, которому не было еще 62 лет, заболел 11 мая, лечился дома под наблюдением медиков, с диагнозом ОРВИ. Умер в реанимации в Госпитале ветеранов войн.

«В начале болезни состояние было удовлетворительное, режим полупостельный домашний, с хорошим аппетитом, настроением, без кашля», — вспоминает его жена Алла Михайловна.

15 мая Константину Маратовичу надо было выходить на работу, но он еще не выздоровел, поэтому вызвали врача из поликлиники № 88, та дала направление на госпитализацию, приехала бригада скорой и повезла в Госпиталь ветеранов войн. Одышки и кашля у Константина Маратовича тогда не было.

16 мая родные общались с ним по телефону — Константин Маратович чувствовал себя более-менее нормально, шутил, аппетит был неплохой. Но вечером стало хуже, температура поползла вверх.

Дальше жена вспоминает, что Константин Маратович ей рассказывал — о том, что самому пришлось приобретать градусник, в аптечном киоске, что за выходные не видел лечащего врача, а на просьбу дать жаропонижающее ему ответили, что поставят капельницу.

Алла Михайловна говорит, что у мужа были с собой таблетки — у него диабет второго типа. В воскресенье Константину Маратовичу стало хуже, но он был на связи с семьей. Дочь принесла в больницу передачу с личными вещами. Сумку Константин Маратович так и не открыл — ему стало еще хуже. Когда наконец-то после выходных пришел лечащий врач, то он принял решение перевести Константина Маратовича в реанимацию.

«Связь с мужем была потеряна, с этого момента о состоянии мы узнавали только из справочного и звонка раз в день в реанимацию (с 13:00 до 15:00, больше звонить нельзя). В справочном сообщали температуру и степень тяжести состояния, в реанимации отвечали дежурными фразами. Каждый раз я напоминала, что у него сахарный диабет и имеются собственные препараты (как оказалось позже, в реанимации противодиабетической терапии, несмотря на назначения, не проводилось. Сахар вырос с 8,38 милимоль/л до критических цифр 20,47 миллимоль/л от 21.05)», — напишет потом Алла Михайловна в заявлении в страховую компанию, чтобы эксперты проверили всю историю болезни, лечения и смерти ее мужа в Госпитале ветеранов войн…

Уже после смерти Константина Маратовича Алле Михайловне удалось скопировать историю болезни мужа. И в своем заявлении в страховую компанию Алла Михайловна особо отмечает: «Прошу обратить внимание на сомнительные вложения, вырванные листы, массу исправлений, подклеек, дописок, подчисток, подделок подписи мужа, заполнения дневников наблюдений за весь период одним почерком, одной ручкой, одной подписью».

В реанимации Константин Маратович был переведен на ИВЛ 19 мая. Алла Михайловна продолжает хронику последних дней жизни мужа, которую ей удалось восстановить: «По данным истории болезни, муж не давал свое согласие на применение любых способов лечения. Он находился в сознании, был контактен, но документ на подпись ему не дали… Протокол установки внутривенного катетера, при поступлении в реанимацию, расписан на 2 листа. Однако протокола интубации и обоснованного коллегиального решения в истории болезни нет.

Данные листов наблюдений не соответствуют дневнику и записям в истории болезни.
Исходя из результатов анализов, показатели только ухудшались, а меры для их стабилизации, не предпринимались.
Сахар продолжал расти- 20,47 милимоль/л (21.05 был назначен инсулин без указания дозировки и консультации эндокринолога (ранее инсулин никогда не получал".

Алла Михайловна увидела в записях медицинской карты названия хронических заболеваний, которых у мужа ранее никогда не было.

Вдова продолжает хронику:

«21.05, четверг, согласно данным журнала ОРИТ (отделения реанимации и интенсивной терапии. — Прим. ред), доктор, дежуривший сутки (21.05−22.05), несмотря на крайне тяжелое состояние больного ни разу не произвел осмотр за ночь (с 22:00 до 6:00), состояние больного значительно ухудшилось (сатурация упала с 96 до 84, АД выросло с 130/70 до 170/90).

22.05, пятница, согласно записям в истории болезни с 10:15 до 10:45 проводились реанимационные действия. В истории указано, что обнаружена остановка сердца, в связи с чем проводились реанимационные действия. Мне сообщили о смерти мужа до исхода этих 30 минут!!!».

Алла Михайловна так и не увидела в истории болезни ни гистологических исследований, ни протокола вскрытия, не было и необходимого эпидемиологического номера, который присваивается каждому инфекционному больному. Вдова выяснила, что госпиталь не передал в Роспотребнадзор и в районную поликлинику информацию по подтвержденному у ее супруга COVID-19.

В своем заявлении в страховую компанию АО «Страховая компания «СОГАЗ-Мед» Барышева просит экспертов дать оценку действиям медиков.

С этой историей к нам в редакцию МР7.ру обратилась дочь Константина Маратовича Анна Терехова. " Время смерти папы в карте, справочном, протоколе вскрытия и исходя из времени телефонного звонка из больницы — разные (3 времени).

Причины смерти в карте, справке о смерти и из разговора с патологоанатомом — разные.

История болезни переписана, но имеет кучу несостыковок, таких как несоответствие данных в разных документах за один и тот же день, подпись одной и той же медсестры в течении 5 суток (работала по 24 часа 5 суток подряд?), вырванные листы (остатки от листа в карте), часть документов без даты и подписей, подделка папиной подписи на согласии", — написала нам Анна.

Теперь семья ждет, когда эксперты страховой компании завершат работу.

share
print