Пока руководители федеральных телеканалов подумывают – а не запретить ли к показу мультфильм «Ну, погоди!» (причина: закон о защите детей от вредной информации, вступающий в силу 1 сентября), в Петербурге открывают новый театральный сезон. И наиболее осторожные функционеры от лицедейства, глядя на происходящее в стране, задумываются: что же им теперь делать с откровенными театральными сценами и нецензурными словами в спектаклях?
Подозрение о том, что в Петербурге в преддверии нового театрального сезона будут ещё крепче закручивать гайки цензуры, появилось у меня, когда я покупала билет на спектакль «Дядя Ваня» хельсинкского театра Klockrikteatern в постановке украинского режиссера Андрея Жолдака: спектакль петербургский зритель увидит в октябре в рамках фестиваля «Балтийский дом». Сотрудница театральной кассы, распечатывая билет, несколько раз настырно поинтересовалась у покупательницы: точно ли на спектакль не пойдет человек младше 18-ти? Точно-точно?
Голые короли
Нынешней весной Петербург театральный уже проявил себя, когда московский спектакль «БерлусПутин» (постановка – «Театр.DOC») по некой причине не пустили ни на одну драматическую площадку Северной столицы. Между тем, в самой Москве спектакль играли без особых проблем: несмотря на то, что объект сатиры проживает в одном городе с авторами постановки.
В новом сезоне у петербургских театров еще больше поводов для волнений. Взять хотя бы закон о защите детей от вредной информации, вступающий в силу 1 сентября: больнее всего он ударит по телевидению, но насторожились на всякий случай все - и люди из мира шоу-бизнеса, и люди из мира чистого искусства.
«Боюсь, что так и есть. Театры перестраховываются, это не цензура – а самоцензура», - говорит актер Алексей Девотченко. Чем может закончиться усиление самоцензуры? «Исчезнет ненормативная лексика, которую не заменить никакой другой. У меня, например, есть моноспектакль, где я использую ненормативную лексику – конечно, не грязно бранюсь… Вообще, придется отредактировать половину спектаклей Петербурга и Москвы», - считает актер. Но, быть может, оно и к лучшему? В конце концов, надо же заботиться о морально-нравственном облике подрастающего поколения. «Не думаю, что маленькие дети ходят на такие спектакли, как «Вальс на прощание» по Бродскому (моноспектакль Алексея Девотченко – «МР») или «Король Лир» в МДТ (спектакль Льва Додина, в котором есть эпизод с обнаженными мужчинами, одним из которых является, собственно, Девотченко в роли Шута – «МР»). К слову, у того же Бродского от ненормативной лексики никуда не денешься, - парирует Девотченко. – Мы придем к очередному застою. Сейчас уже начинаются заморозки. Таким макаром мы дойдем до «бульдозерных выставок» (имеется в виду выставка картин, организованная в 1974 году в Москве художниками-авангардистами; советские власти подавили её жестко, с привлечением в том числе и бульдозеров – «МР»). Грустно все это. Кто именно в Петербурге будет сам себя подвергать цензуре? Я, например, не буду. И тот же Лев Абрамович Додин не будет стыдливо прикрывать актеров в «Короле Лире»… хотя там и так ничего такого нет. Вот Рудольф Фурманов (художественный руководитель театра «Русская антреприза» имени Андрея Миронова – «МР») – будет, это точно».
Своей тени боятся
«Это именно самоцензура. Некоторые директора театров боятся собственной тени. До того боятся, что ставят только приторные, тошнотворные спектакли. Меня это касается в меньшей степени, так как у меня независимый театр. И я пока не сдаюсь», - говорит руководитель и режиссер «Teatro Di Capua» Джулиано Ди Капуа.
По словам постановщика спектакля «Монологи вагины», панк-оперы «Медея» и других проектов, сейчас он готовит новую работу «на злобу дня»: «Спектакль обещает стать очередным вызовом». В «Черных девах» (название спектакля, который должен выйти в декабре этого года либо в марте 2013-го) повествуется о девушках, исповедующих ислам. «Прямого запрета на мои спектакли нет: официально ничего не запрещается. Однако директорам театров могут не рекомендовать брать спектакль в репертуар. Или рекламной фирме могут не рекомендовать размещать в городе рекламу спектакля. Всё делается посредством рекомендаций», - рассказывает Джулиано Ди Капуа, поясняя, что с соответствующими проблемами ранее уже столкнулись «Монологи вагины».
«Совсем небольшое количество театров согласно пускать спектакль на свою сцену. Хорошо, что пока еще есть, где доставить людям радость приобщения к искусству, - добавляет режиссер. – Считать спектакль пошлым могут только люди, которые его не смотрели и судят по названию. «Монологи вагины» - ода женщине, ода матери. В постановке нет ничего скабрезного! А люди читают название и думают, что на сцене п**ську показывают, но это же не так».
По мнению режиссера, тенденция к усилению самоцензуры в театрах говорит о провинциальности мышления: в Петербурге как будто стремятся заранее выслужиться перед Москвой.
Что же касается ненормативной лексики, звучащей со сцены, то Джулиано Ди Капуа комментирует так: «Мат в спектакле («Монологи вагины» - «МР») не звучит: всего одно слово, и произносится оно всего один раз. Детишки с этим словом и так в обычной жизни сталкиваются. Кроме того, дети на спектакль не пойдут: он для взрослых, и маленьким просто не интересен, к тому же на наших афишах написано «Для лиц старше 18-ти лет». В следующем спектакле («Черные девы» - «МР») звучит молодежный сленг. Но мы очень стараемся, и в этом смысле хочется поблагодарить тех российских художников, которые делают из ненормативный лексики – художественную. Одно дело, обыденные грубость и пошлость: в России матерятся сильно и бездарно. Другое дело, факт: задача в том числе художественного театра – найти в новом языке красоту».
Мнение
Дмитрий Циликин, журналист, театральный критик: «А что, у вас были сомнения в беспредельности человеческой глупости? У меня лично — нет. Потому не могу на всякий случай не допускать, что у какого-то начальника заиграет в том месте, которое есть, но слова, его обозначающего, нет, — и он воздвигнет Закон о неругании со сцены матом. Тем более — пример депутата Милонова показывает, что у нас в сфере законотворчества и, главное, законопринятия возможно всё. Однако хочется надеяться на локальную победу здравого смысла, тем более что область распространения театра несравнимо более куцая, чем ТВ.
Между театром и телевидением еще одна принципиальная разница. Телевидение само пришло к вам в дом и там расселось (во всяком случае, у тех, кто ему до сих пор от дома не отказал. Хотя таких все меньше). Притом весь его базар лингвистически не отфильтруешь — поэтому, допустим, у родителей не имеется совершенно надежного способа оградить дитятю от того самого слова, которого нет и которое, несмотря на это, слетев с экрана, может поранить неокрепшую нравственность. В театр же надо специально прийти, а если с ребенком — еще и специально спланировать этот поход. Это невозможно сделать, «листая каналы и случайно наткнувшись», — есть, как минимум, адрес и название спектакля. Люди театра не с Марса прилетели, понимают, в какой стране живут, так что практически везде, где ставят Макдонаха, Равенхилла, нашу «новую драму» и вообще любой текст, до которого можно докопаться, на афише, в анонсах, на сайтах и т. д. пишут: «В спектакле используется ненормативная лексика. Не рекомендовано лицам до 18 лет».
Но даже если вообразить, что какая-то кисейная барышня читает это предупреждение, однако в припадке идиотизма берет своих малолетних детей, ведет их в театр, слышит то самое, по выражению Достоевского, забубенное русское слово, падая в обморок, ударяется затылком и пишет депутату Милонову жалобу, — спектакль запретят, взорвется очередная информационная бомба и на подпольные его показы билеты станут продавать втридорога. К радости директора театра. Банальный, но безупречно работающий маркетинговый ход».
Марина Дмитревская, главный редактор «Петербургского театрального журнала»: «Мне кажется, что слово материально. И мысль наша материальна. И если мы будем, как заклинание, повторять слова «самоцензура» и «цензура», то они к нам придут. «Кто чего боится – то с тем и случится».
Я пережила уже несколько цензурных и бесцензурных периодов и могу сказать, что бояться или не бояться - дело каждого человека. Например, я делаю вид – всегда, и в цензурные советские времена, и сейчас – что цензуры нет. И это помогает мне оставаться свободным человеком. Как только я впущу в себя слово «цензура» – я чего-нибудь испугаюсь и действительно начну себя цензурировать. Конечно, сейчас принимаются бредовые абсурдные законы, и то, что люди конформистского склада мышления заранее принимают цензуру как данность (а таких много) – действительно наблюдается. И я думаю, что те театры, которыми руководят люди, при цензуре выросшие, принимающие форму сосуда, куда их наливают, действительно будут себя самоцензурировать. Так спокойнее, безопаснее.
Но надежда есть: сейчас вошло в режиссерскую жизнь, - по всей стране, не только в Петербурге (в нашем городе оно только заявляет о себе) - непоротое режиссерское поколение. 30-летние ребята, сформировавшиеся в ощущении свободы. И прошлый сезон был интересен как раз этими театрами: «Театр POST», «Этюд-театр», театр «Мастерская», лаборатория «On.театр». Живая театральная жизнь Петербурга связана именно с этими явлениями, а не с театром Комедии им. Акимова или театром Комиссаржевской. При этом театр Ленсовета заявил очень интересные репертуарные планы на открывшийся сезон; есть надежда, что Игорь Ларин в «Театре на Литейном» тоже не будет пугливым главным режиссером. Посмотрим.
У меня надежда на молодых: на Дмитрия Волкострелова, на Семена Александровского, на Дмитрия Егорова, на Евгению Сафонову – на тех ребят, которые не боятся жить в голодных театрах, ездят по России, не хотят зависеть от властей и иронически относятся к абсурдным установлениям. Сейчас, если вы заглянете в Facebook, увидите: там проводится голосование на тему, кто есть надежда нашего театра? И список из 30 или 40 фамилий молодых режиссеров.
Время – штука неумолимая, поколения сменяются. В Петербург пришло новое поколение артистов: курс Козлова, курс Фильштинского, курс Кудашова. С этими молодыми ребятами пришли молодые режиссеры. Они пока себя не самоцензурируют. Они не держатся за хлебные места. У них вообще нет денег. Они работают просто так. Поэтому им бояться нечего, кроме самих себя».
10 спектаклей, которые могут попасть под цензуру:
«Монологи вагины» («Teatro Di Capua»). Из описания спектакля: «Правда-матка изливается бурным потоком откровений на скользкую тему. Но авторская воля пролагает жесткое русло для этих селевых вод умиления и отчаяния, перенося «Монологи вагины» из гетто психологии и гинекологии в Аркадию чистого искусства, не замутненного оголтелым феминизмом».
Панк-опера «Медея» («Teatro Di Capua»). В спектакле затрагиваются острые темы: наркотики, насилие, война. Кроме того, Лёху Никонова (панк-группа «ПТВП»), который написал монологи для спектакля, сложно упрекнуть в имидже образцового героя.
«Король Лир» (МДТ). Во второй части спектакля Льва Додина 3 героя – Лир, Кент и Шут – обнажаются. Кроме того, Лир запросто посылает Кента «в жопу». Разумеется, это не главное в спектакле.
«Копы в огне» (спектакль в новом жанре «хип-хопера», 9 сентября в очередной раз будет демонстрироваться в Петербурге). Из описания спектакля: «Крутой замес живых хип-хоп арий, черного юмора, концептуального дизайна и захватывающего детектива». В спектакле есть ненормативная лексика, не рекомендуется лицам до 16 лет.
«Дядя Ваня» (театр «Klockrikteatern», Хельсинки – постановку покажут на сцене театра-фестиваля «Балтийский дом»). Достоверно не известно, что конкретно испугало вышеупомянутую сотрудницу театральной кассы – однако, судя по предыдущим работам Андрея Жолдака, ничего удивительного в нежелании демонстрировать спектакль неокрепшим умам «до 18-ти» нет. В «Новых известиях» о недавней премьере спектакля в Финляндии писали так: «Герои Чехова – Жолдака балансируют в наэлектризованном действии на грани трагически-античных и животных страстей».
«Вишневый сад» (Театр Талия, Гамбург - постановку покажут на сцене театра-фестиваля «Балтийский дом»). Голландский режиссер Люк Персеваль одним из первых догадался перевести классические пьесы на язык улиц.
«Москва-Петушки» («Балтийский дом»). Репертуарный спектакль БалтДома, который поставил всё тот же Андрей Жолдак. Из описания спектакля: «Москва-Петушки» – философская энциклопедия русской жизни, где тоска по светлому будущему соседствует с нецензурной бранью, а трезвые рассуждения о смысле жизни с неумеренным потреблением алкогольных напитков сомнительного происхождения».
«Shoot/Get treasure/Repeat» («Театр POST»). Молодой театр поставил 8-часовой спектакль по пьесам Марка Равенхилла – британского новатора (его самая знаменитая работа называется, напомним, «Shopping and Fucking»). Никаких скабрезностей в спектакле нет, неловки только сами темы, среди которых – демократия, терроризм и прочие.
«Борис Годунов» (Мариинский театр). ОМОН, разгоняющий несогласных, и БГ (aka Годунов), скидывающий герб СССР – постановка британца Грэма Вика этой весной наделала много шума, во многом из-за своей острополитичности.
«ЭРОС» (театр им. Комиссаржевской). Ненормативной лексики или сцен с обнаженкой в спектакле нет, но «настораживает» сюжет: 75-летний отец семейства влюбляется в 17-летнюю девушку. Возраст совершеннолетия в России, напомним, - с 18 лет. Всё, что младше, на всякий случай попадает в сферу интересов депутата Виталия Милонова.
