Москва и Петербург – города, где можно выбирать из сотен приличных ресторанов, кинотеатров, магазинов. Где сложно ходить пешком. Где «хипстеры» и «креативный класс» кучкуются в уютных гетто, до которых нужно добираться по раздолбанным тротуарам, уворачиваясь от летящих сверху сосулек. Где спрос на интеллект есть везде, кроме местной Думы и Законодательного собрания. Такими они стали после революции потребления 2000-х. Что мешает городам развиваться дальше, в своей лекции рассказал журналист, шеф-редактор объединённой компании «Рамблер-Афиша» Юрий Сапрыкин.
Идеология среднего класса начала двухтысячных – это постоянные попытки ответить на вопрос, чего не хватает в городе. Может, в нем не хватает кофеен. Или кинотеатров, где показывают немейнстримовое, некоммерческое, неголливудское кино. Или магазинов, где продают недорогие марки, в то же время - не рабочую спецодежду и не секонд-хенд. Этот список постепенно расширялся под впечатлением от поездок в Европу. Казалось, нужно просто предпринять усилие, чтобы его реализовать, и тогда жизнь наладится сама собой.
Если посмотреть на воображаемые списки, которые составляли мои коллеги в двухтысячных годах, окажется, что и в Москве, и в Петербурге, и в других городах все это прекрасно завелось. За десять лет произошла революция в области потребления, пусть этот термин окрашен негативными смысловыми оттенками. Не было ничего – вдруг завелось много всего. Жизнь стала не в пример разнообразнее. Хочешь приобрести вещичек, посмотреть кино, встретиться с друзьями - потратить деньги, при этом почувствовав себя человеком, вопросов, как это сделать, практически не осталось.
Юрий Сапрыкин
-
ИТАР-ТАСС
-
ИТАР-ТАСС
-
ИТАР-ТАСС
Но ощущения, что жизнь в городе переделалась разумным, гуманистическим, рациональным образом не возникло. Мы по-прежнему живем в городах, которые не очень приспособлены для жизни. Все-по-прежнему решают силы, связанные с властью, большими деньгами и амбициями. «Хипстерский» (ненавижу это слово) дискурс середины двухтысячных заключается в том, что должны существовать зоны внутри города для нематериального, культурного, креативного (еще более ненавистное слово) производства.
Обычно все хорошее происходит после кризиса. На этот раз кризис ударил по крупным градостроительным проектам. Капитал плюнул на многие зловредные вещи, которые собирался проделать с нашими городами. Не получилось элитное жилье – вот вам зона, веселитесь, развлекайтесь, обустраивайтесь. В Москве и Петербурге возникают гетто: «Винзавод», «Ткачи», «Этажи», «Новая Голландия» и тому подобные. В них поселяются галереи, студии, редакции, маркетинговые агентства, параллельно создаются еще какие-то интересные вещи, подтягиваются обычные люди.
Вдруг эти территории и люди, которые их населяют, попали в поле зрения власти: «Как интересно, эти странные люди, которые ничего не производят и занимаются не пойми чем, – от них, оказывается, тоже польза есть!» Они могут заселить заброшенный завод или фабрику, создать там мелкие бизнесы и постепенно облагородить пространство вокруг. Если ты сидишь на заброшенной фабрике не как сквоттер (человек, неправомочно заселившийся в заброшенное здание – «МР»), а как владелец галереи или коворкинга, так или иначе тебе придется почистить клиентам дорожку и покрасить стены.
Все это воспринималось как часть большого условно медведевского проекта. Проект остался на уровне риторики: мы по-прежнему продаем нефть и газ, у нас по-прежнему управляемая демократия, сколько ни пытайся навесить на нее бантики и рюшечки, произвести модернизацию, очеловечить... То, что в 2010 году казалось магистральной тенденцией власти, сейчас кажется странной причудой, которой нам временно запудривали мозги. Жизнь осталась прежней.
Между тем, складывается понимание, что город – это место, где хорошо ходить пешком. Город – это место, где все более-менее равноправны. Место, где людям удобно собираться на любых территориях, а не только в гетто креативных пространств. Где удобнее ездить на трамвае, чем на машине. Наконец, город – это место, где важна традиция, не просто памятники культуры, которые защищает Общество охраны памятников, а какая-то неуловимая среда.
Но сколько бы ни возмущалась интеллигенция, что у нее над головой собираются построить скоростную автомагистраль, как на Ленинском проспекте в Москве, эти возмущения ни во что не конвертируются. Мэр Собянин и губернатор Полтавченко понимают, что продолжение их политической карьеры зависит от одного человека, чей тренер по дзюдо собирается строить эту магистраль, а не от небольшого количества избирателей, которые побухтят и перестанут.
Но сколько бы ни возмущалась интеллигенция, что у нее над головой собираются построить скоростную автомагистраль, как на Ленинском проспекте в Москве, эти возмущения ни во что не конвертируются. Мэр Собянин и губернатор Полтавченко понимают, что продолжение их политической карьеры зависит от одного человека, чей тренер по дзюдо собирается строить эту магистраль, а не от небольшого количества избирателей, которые побухтят и перестанут.
В результате мы имеем патовую ситуацию: даже в связи с наличием в Москве прогрессивного культурного начальства (Сергей Капков, руководитель Департамента культуры столицы, как говорят, правая рука Романа Абрамовича – «МР»), принципы гуманистического урбанизма не выходят за отведенные им гетто. В Петербурге даже такого прогрессивного начальства нет. Как только эти принципы пытаются перенести на город вообще, вдруг оказывается, что никаких объективных механизмов повлиять на власть нет.
Главные книги современного урбанизма:
Джейн Джекобс – «Смерть и жизнь больших американских городов» (1961)
Вукан Вучик – «Транспорт в городах, удобных для жизни» (1999)
Лекция прошла в рамках проекта Lectorium в креативном пространстве «Ткачи».
Лекция прошла в рамках проекта Lectorium в креативном пространстве «Ткачи».
