В Петербурге полиция раскрывает 49,8% преступлений. Этот показатель примерно соответствует общероссийскому. В советские времена приличной считалась цифра в 90%. Наши правоохранители работают дедовскими методами (имеются в виду не пытки, а техническая оснащенность). Население не желает им помогать, а начальство сводит с помощью подчиненных счеты друг с другом. «Мой район» выяснял, что еще стало причиной падения квалификации и удастся ли полиции достичь того уровня, на котором работают полицейские в более развитых странах.
Про статистику
На днях прокуратура России открыла сайт правовой информации – с открытой статистикой о состоянии преступности в России. Там можно получить информацию о том, сколько в стране и в регионах совершается преступлений – как тяжких, так и относительно безопасных. По количеству убийств на 100 тысяч населения Россия - на третьем месте после Мексики и Египта (23,69 и 21,02 соответственно). У нас их в два раза меньше, чем у египтян – 10,2.
Увы, информации о раскрываемости преступлений на этом сайте нет, а ведь когда-то именно раскрываемость считалась важнейшим показателем эффективности. Конечно, над советскими 90% все смеялись: в благополучных западных странах нормальной считалась цифра в 50%. Сейчас у нас как раз столько. Если поверить, что полиция отказалась от «приписок», получается, что мы вполне соответствует мировым стандартам. А если поверить трудно, то это, как говорится, ваши проблемы.
«По моим подсчетам, в Европе раскрываются около 40% тяжких преступлений, а в России 20-30% – уже неплохо, - говорит криминолог Яков Костюковский. – В 90-е много писали об организованной преступности, и все знали, что мы живем в бандитской стране. Сейчас про это вроде не говорят, только иногда всплывает что-то вроде «дела Цапков». Зато все поминают коррупцию. Но ведь оргпреступность с коррупцией - это сопутствующие вещи, одного без другого не бывает. Впрочем, коррупция есть во всех странах, даже там, где ее якобы нет, например, в Норвегии. Просто у нас это не единственная беда. Есть, скажем, та же кампанейщина. Наконец, российское ноу-хау – приватизация рабочего места: когда должность расценивают исключительно как средство своего личного обогащения».
Негативное отношение большинства граждан к полиции опять-таки ведет к небольшой раскрываемости. По словам Якова Костюковского, в «России всегда сочувственно относились ко всем преступникам, кроме конокрадов». А Никита Филатов, адвокат и автор детективов, пояснил, что раскрывать преступления оперативникам помогает, прежде всего, их собственная информированность, которая на все 100% состоит из помощи граждан. Если полиции не доверяют, значит, и информации от людей не дождешься.
Про технику
Но только ли в информации дело? Помогает ли раскрывать преступления технический прогресс? А вернее – мешает ли этому наша техническая отсталость? «Мой район» обратился с этим вопросом к опытному петербургскому криминалисту. Будучи госслужащим, тот попросил не публиковать его персональные данные.
«В 90-е годы произошло крушение образования, в том числе и в нашей сфере, поэтому многие научные школы – московская, ленинградская, волгоградская – понемногу распались, - рассказал криминалист. - Затем стандарт Минобразования при формировании программы обучения юриста забрал у криминалистики довольно много часов в пользу других дисциплин.
В результате я читаю, допустим, протокол осмотра места происшествия и со своим опытом понимаю, где в данной квартире надо искать следы крови. И выясняется, что дежурным экспертам даже в голову не пришло там посмотреть. Не научили их. Значит, картина происшествия описана плохо, не со всеми доказательствами. Это будет на руку преступнику, когда дело дойдет до суда. Есть много технических новшеств, которые не внедряются не из-за денег, а потому что ими не умеют пользоваться.
Первое, что приходит в голову, когда говорим об отсталости криминалистской индустрии, - это порошки для снятия отпечатков пальцев. Их вечно нет в нужном количестве или кондиции. Самое потрясающее, что у нас до сих пор всем задержанным делают дактокарты. Или, допустим, совершена квартирная кража, и отпечатки пальцев берут у всех членов семьи, чтобы потом разобраться, есть ли на месте чужие отпечатки или преступники их не оставили. И вся семья ходит с перемазанными руками. Это каменный век, но у нас так делают. А между тем, в консульствах, в любой уважающей себя службе безопасности есть электронный сканер, который за секунду делает и отпечатки ладоней, и отпечатки пальцев и сохраняет их в цифровом формате.
В Европе понятие «неопознанный труп» - это нонсенс. Существует огромная база ДНК и есть мобильная лаборатория для экспресс-анализа. Сыщики еще работают на месте происшествия, а личность покойника – с помощью двух электронных запросов – уже установили, за час. Правда, чтобы у нас это хорошо заработало, нужно еще собрать такую базу. В Англии, например, базу отпечатков пальцев собирают, начиная с 60-х годов и подвергая дактилоскопии всех, кто хоть раз нарушил административное законодательство.
В арсенале следователя всегда есть фотоаппарат. Можно цифровой. Но начальству в голову не придет разрешить делать панорамные съемки, хотя это под силу теперь и дешевому фотоаппарату, и самому простому смартфону. Фотографирование места происшествия – это фототаблица, на которой должны быть изображены все углы комнаты. Естественно, каждый кадр должен частично перекрывать соседний. Представляете, какая это возня. Панораму сделать проще – но не положено. Кстати, если имел место теракт или падение самолета, так что осколки разлетелись в радиусе километра – все их надо найти, разметить, описать. Работа может занять сутки – только описание места происшествия, больше ничего. Между тем, на Западе делают проще: ставят прибор на треноге, местонахождение через GPS он определяет сам, затем он начинает пускать во все стороны лазерные лучи – и в итоге рисует окружающую картинку, можно и в 3D. Подобными устройствами пользуются, например, архитекторы, если им надо продемонстрировать кому-то интерьеры построенного дома. За границей такими устройствами пользуются следователи.
Никто в Европе не пользуется порошками для определения следов - есть же специальные фонари. Не просто ультрафиолет, но, например, очки и фильтры, которые можно комбинировать. Преимущество западных технологий еще и в быстроте. Скажем, на месте преступления нашли сожженный документ. У нас его торжественно изымают, опечатывают, везут в лабораторию, где спустя несколько дней эксперты попытаются его прочесть. А можно делать и так: читать его прямо на месте с помощью современных приборов. А понятые засвидетельствуют, что документ не подменили. И преступление раскроют по горячим следам.
А вы знаете, что современные приборы могут различать однояйцевых близнецов? Очень просто: это тепловизор, который считывает не только черты лица, но и капилляры. Уж их-то расположение у каждого человека уникально. Нет у нас таких тепловизоров. Криминалисты на Западе, не ограничившись пальцами, различают людей по форме уха – есть специальная компьютерная программа на этот счет. И про форме ягодиц. И по анализу кала, потому что содержание в нем лактобактерий у всех различное.
Кстати, если завтра какой-нибудь спонсор поставит в каждом районе Петербурга по переносному тепловизору, ничего от этого не изменится. Их использование должно быть закреплено законодательно, а эту машину заставить крутиться очень сложно. У нас и полиграф, то есть детектор лжи, можно использовать лишь для психофизической экспертизы, а не для допроса. Зато частные лавочки его используют активно.
Тем не менее, российские криминалисты на Западе по-прежнему ценятся. По простой причине: у нас эксперт – не просто работник прибора, а аналитик. На Западе если и учат думать, то как-то не так».
Про будущее
Итак, российским специалистам ничто не мешает совершенствоваться. Если в больницы стали, хоть и со скрипом, ставить томографы, значит, очередь дойдет и до следствия. Томограф, кстати, тоже полезен для судмедэкспертов: он позволяет без всякого вскрытия увидеть телесные повреждения, нанесенные погибшему.
«Когда мы все это получим, как вы думаете?», - поинтересовался «Мой район» у криминолога. Ответ был неожиданным.
«Месяц назад был принят закон, который по сути возвращает нам правило: признание – царица доказательств, - говорит Яков Костюковский. – Почему-то это произошло незаметно для общественности. Путин подписал несколько поправок в Уголовный и Уголовно-процессуальный кодексы, благодаря которым у нас фактически отменяются следственные действия в случае, если подозреваемый признал свою вину. Раньше у нас только судебное следствие могли отменить по этой причине, а после принятия данного закона – вообще любое. Получается, что оперативникам нужно получить от подозреваемого признание - и больше ничего не делать. Насколько мне известна психология задержанного, его можно так взять врасплох и замордовать, даже не применяя каких-то серьезных пыток, что он возьмет на себя чужие грехи. И не успеет оглянуться, как получит срок, оспорить который уже не сможет. Так что все эти технические новинки окажутся не нужны».
