Истории

Стрит-арт в Петербурге: так горожане общаются с властями, иначе никак

Как настенная живопись помогает вести диалог горожан с властями? Какое граффити более живуче: подпольное или санкционированное? Что происходит с неформальной живописью, когда автор «продается»? И какое будущее в России ждет политическое граффити. Об этом «Моему району» рассказала Оксана Запорожец, преподаватель Самарского университета и исследователь социального влияния граффити и стрит-арта.

Сначала граффити развивалось абсолютно нелегально. Это мы все помним. Началось оно в Америке, с парнишек, которым хотелось известности, поэтому они писали на стенах свои имена и номер улицы. Родоначальник жанра работал курьером, бегал по всему Нью-Йорку и всюду оставлял «следы». Потом ребята поняли, что эффективнее было бы разрисовывать электрички в метро, потому что поезда за несколько минут доезжают до противоположного конца города, и о тебе знают уже в тех районах, где ты никогда не бывал. Новый метод – новый сценарий. Работать в группах, прятаться от полиции, работников метро, коммунальных служб. На смену граффити, то есть буквам, пришел стрит-арт, то есть не знаки, а образы, потом бескорыстный сменился, коммерческим, потом появился политический – предположительно, с Парижа 1968 года.

Потом появляются знаменитые стрит-артеры. Самый известный из них – Бэнкси, чье настоящее имя до сих пор не известно. Но когда творчество (спонтанное, строящееся на энтузиазме) помещается в рамки капитализма, структурируется – оно вполне может потерять лицо. И почитателей. Так что Бэкси в этом уже обвиняют, что он Sold out– продался. Его граффити на лондонских улицах стали предметом искусства, городской достопримечательностью. Их прикрывают прозрачной пленкой, чтобы не изуродовали. Я сфотографировала одно из известных изображений, причем, прохожие смотрели на меня волком: зачем я такую гадость фотографирую? Видите, тут на картинке банкомат с руками крадет девочку: А сверху, по пленке, раз уж до рисунка не добраться, намалеваны какие-то полосы краской. Вот такая у людей реакция на галеризацию улиц. Кстати, в Петербурге есть своя «галерея» - улица Репина, в Москве – Мясницкая, другие города этим похвастать не могут.

С точки зрения социолога, стрит-арт – это заявленное право на город. Посмотрите, мы, так же как и власти, имеем право на стены для своих манифестов. Чем мы хуже вообще? Неужели вы будете судить нас за наши эстетические убеждения? В тех городах, где толерантность к граффитерам нулевая, так обычно и бывает. В разных городах разное отношение к граффити. В Барселоне один художник сделал композицию: закрепил на круглом дорожном знаке несколько унитазных крышек, так что получилась ромашка. На следующее утро пришел фотографировать. Полицейский увидел и спрашивает: это ты сделал? Нет, говорит автор, я вообще нездешний турист… Ага, говорит полисмен, да я тебя знаю, мой брат вместе с тобой рисовать ходил. Давай я движение на минуту перекрою, чтобы ты нормально сфотографировать смог…

Для развития стрит-арта нужна соответствующая городская среда, нужно неравнодушие граждан, но такое, чтобы художники продолжали оставаться анонимами. Очень хороша для развития граффити стандартная советская застройка: ряд хрущевок, уходящих за горизонт, типовые дворец спорта и кинотеатр, а в идеале – если это все монохромное. Сравните такой городок с яркой, нарядной нью-йоркской подземкой, где солнца нет, а все равно она живее. Стрит-арт – попытка разорвать пространство и сделать город чуть более человекоориентированным. В этом смысле стрит-арт близок к паркуру, который тоже любит вертикальные поверхности, тоже ориентирован на преодоление препятствий. Когда в Москву приехали голландские трейсеры, они были в восторге от тамошней безликой архитектуры…

Когда власти разрешат паркур, то есть, простите, стрит-арт, получится уже не то. Дальше всех пошли белорусы, которые официально разрешили любые рисунки на стенах, только эскиз ты должен предварительно согласовать в горсовете. В Москве ходят слухи, что стрит-артерам вот-вот отдадут подземные переходы. У нас наоборот особый шик – это рисовать в опасных местах, где тебя могут заметить, и высока опасность быть пойманным. Например, много шуму наделал тег на Лубянке, напротив КГБ, где пространство пронизано видеокамерами. Известный стрит-артер Вадим Крыс говорил: когда ты становишься известным, за тобой начинают ходить хвостом, и это, конечно, привлекает внимание милиции. А куда это идет такая группа людей? На художника-одиночку никто не посмотрит. Но спасала тогдашняя четкость: если по улице ездил патруль, то строго по часам. В советское время существовало правило для всех ЖЭКов: если какая-то загогулина на стене, даже случайно - сразу ликвидировать. Появится антисоветчина – накажут и художника, и ЖЭК. Тогда если надпись просуществовала месяц – это был рекорд.

Настенная живопись активируется весной, после того как штукатурят стены. И еще перед выборами. Перед выборами вообще много меняется: техника, места размещения. То есть активнее начинают использовать трафарет: он позволяет делать рисунки много и быстро, раньше, чем прохожие успеют понять, что происходит. Но часто бывает, что горожане просто не замечают граффити, в том числе политического. В Петербурге политики на стенах довольно много, и ее замечают (один лозунг «При Матвиенко любая сторона улицы наиболее опасна» чего стоит - «МР»). А вообще, с политическим граффити поступают так: закрашивают его, а заодно и всю стену. Поэтому перед выборами стрит-арт и развивается так динамично: рисунок – закраска – еще рисунок.

Правда, никаких предвестников того, что Петербург станет столицей стри-арта, да еще политического, не усматривается. Наверное, проблема в равнодушии граждан.

share
print