В течение года "МР" будет рассказывать о простых жителях города и области, чьи поступки снискали уважение большого количества людей. Эта статья о Кате - "голосе", благодаря которому ловят педофилов.
Катя – придуманное имя. Девушка согласилась встретиться со мной при условии, что я не буду называть ее имени и фамилии. Я прихожу в офис Х (его тоже нельзя называть), где она сейчас временно работает. Катя сидит за столом перед компьютером и просит меня не писать даже о цвете ее волос. Я мысленно оставляю себе право хотя бы на зарисовку черт: длинные пальцы без колец, большие глаза и открытая улыбка.
Я впервые увидела ее год назад, когда вышла в рейд на педофила с активистами из «Родконтроля». Это движение, которое борется с сетевыми извращенцами: волонтеры регистрируют на сайтах анкеты детей и ждут откликов. В общении со взрослыми - ноль мотивации и максимум сопротивления на сексуальные вопросы, если же любитель детей настаивает на встрече, ему ее назначают. Обязанности активистов четко распределены: несколько человек занимаются перепиской, Катя – не только переписывается, но и говорит с извращенцами детским голосом (и за мальчика, и за девочку). Она, кстати, единственная девушка в движении. На рейды ребята ходят вместе.
В тот вечер волонтеры рядом со станцией метро ждали мужчину, который в интернете пытался соблазнить 12-летнего Сашу. Развратник пришел, его отвели в опорный пункт полиции, но потом отпустили. Помню, что по дороге в полицию этот молодой человек в модных джинсах описался, но в содеянном долго не сознавался. Катя в тот вечер в основном молчала, да ее и видно особенно не было – в темном пальто и капюшоне на голове. Помню, я тогда спросила, есть ли у нее дети. Она отрезала: «Нет, зато есть совесть».
Спустя год я напоминаю ей тот вечер, говорю о капюшоне.
- Я всегда так хожу: вроде бы я есть, и вроде бы – нет. Если человек незаметен внешне, можно акцентировать внимание на том, что он делает, - говорит она. – Когда мне Влад (активист «Родконтроля» - Авт.) написал, что вы про меня собираетесь статью написать, я ему ответила: «Зачем?». И три восклицательных знака поставила. За это время меня не снимал ни один телеканал – мне это не надо, я хочу оставаться в андеграунде. Вообще не люблю, когда журналисты на рейды приходят. Из нас постоянно хотят сделать каких-то героев, а мы не делаем ничего героического – просто ведем себя как люди.
Поэтому Катин рассказ я решила написать в виде монолога.
РАБОТА. Я из семьи рабочих. После школы поступила в университет на специальность олигофренопедагогика. Это работа с детьми, у которых есть нарушения. Я выбрала эту специальность, потому что хотелось заниматься чем-то затейливым, в чем можно было бы разобраться, а с детьми я всегда находила общий язык. Но на четвертом курсе мне пришлось уйти из института из-за бюрократических препон, в деталях рассказывать не хочу. До сих пор из-за этого расстроена.
Вынуждена была пойти работать, устроилась на завод, область - металлургия. Выдержала три недели, условия были жуткие: в глазах мелькали зайцы, начались проблемы с дыханием. Тогда я пошла на другой завод – следила, чтобы на баночках из полипропилена, которые там изготавливали, не было дефектов. Мне тогда был 21 год. Да, было тяжело – работала по 12 часов, дорога занимала два часа только в одну сторону. Но меня все устраивало – работа есть работа. Не переношу, когда люди начинают ныть: у тебя есть руки, ноги, голова, все остальное – ты себя жалеешь. На заводе я отработала примерно год, потом начались проблемы с глазами, пришлось уйти – устроилась курьером в юридическую компанию. Сейчас в поиске. Я веду аскетичный образ жизни: мне нужно только место, где уснуть, интернет, продукты и деньги, чтобы оплатить жилье.
ДЕЛО. Все это время я искала какое-то дело – меня не покидало ощущение ненужности. Бесполезной быть не хотела. Зачем люди живут? Мне кажется, чтобы стать смыслом для кого-то. Я хожу на работу, время идет, а при этом ничего не делаю – просто занимаю какие-то квадратные метры. В «Родконтроль» я попала как-то спонтанно - увидела сообщение Влада в группе в соцсетях о том, что требуется помощь и это как-то связано с детьми. Я ответила: «Питер. Чем могу?» Так все началось.
Помню, как-то летом мы гуляли с одноклассницей во дворе, нам было лет по 11. Подруга тогда каталась на самокате. Рядом с нами все ходил какой-то непонятный дядька с седыми волосами, на вид ему лет 60 было. Потом он подошел к моей подруге и спросил: «Хочешь, х.й покажу?» Она бросила самокат и убежала под арку. Мужчина отошел. Я этого не слышала, она мне только потом все рассказала. Мы испугались, бросились к моей маме, она пошла искать этого мужика. Не нашла.
Так вот, если раньше дети гуляли на улице, то сейчас они сидят в интернете, и развитие технологий увеличивает зону риска. До «Родконтроля» я не представляла, сколько в интернете извращенцев. И то, как они «моют» детям мозги – пытаются навязать им то, чего они делать не хотят. Это тонкая манипуляция – «я тебе друг, но если ты скажешь маме – будут проблемы». Первого извращенца, с которым я встретилась на рейде, звали «Дима пиарщик». Меня тогда шокировало то, что он нам сказал: «Ну а что, нельзя? Я не педофил - педофилы старые, а я же молодой».
Близкие знают, чем я занимаюсь, но знакомые – не все. Маму я не спрашивала, что она думает на этот счет. Она чувствительный человек, пусть чувствует себя спокойно. Она меня вырастила одна, без папы - я ощущаю перед ней ответственность. Влад как-то сказал ей спасибо за меня, она расплакалась.
БАСНИ. Чтобы меня не рассекретили (а такого не было ни разу), я должна обладать определенным количеством знаний: ты, например, помнишь программу 8-го класса? Я уже два года веду анкеты девочки и мальчика, им сейчас по 14 лет. Мальчик у меня слушает транс, девочка – рэп. Мне оба эти направления не близки, но я запомнила исполнителей. Мальчик сначала ходил на шашки и гитару, но потом «забил» – сейчас посещает только школу. Девочка занимается танцами. У каждого свой характер: мальчик нелюдимый, легко ранимый, девочка – избалованная, не любит, когда к ней относятся пренебрежительно.
У меня в школе были проблемы с математикой – пришлось вспоминать, что такое дискриминант. Извращенцы же хитрые, могут спросить: «А что вы сейчас проходите по литературе?» И у меня нет возможности мямлить – надо отвечать. Как-то один попросил прочесть наизусть стихи, которые мы учим. Тогда проходили басни Крылова – я прочла четверостишие. Сейчас по программе, по-моему, «Капитанская дочка».
Еще важно вести себя как ребенок – никакого кокетства в общении. Я противник провокации. Всегда отвечаю на любые предложения: «А что будет? А что мама скажет? А это нормально?» Кроме того, идет апелляция к возрасту. Речь может зайти о встрече только после того, как ребенок несколько раз предупредил, сколько ему лет. И встреча - это только инициатива взрослого.
Я никогда не воспринимаю слова извращенцев на свой счет, абсолютно абстрагируюсь во время разговора. Одна девушка, которая пришла в нашу команду, через некоторое время сказала, что ее эта деятельность травмирует. Меня нет – сначала чувствовала недоумение, потом раздражение, но ни боли, ни злости нет. Хотя… был однажды человек, из-за которого я испытала чувство тревоги.
САНТЕХНИК. Он написал примерно полтора года назад на одну из анкет ребенка, выложенную нами. Иногородний, русский. Я ему раз 20 написала, что мне 12 лет. Меня удивило, как он владеет своими желаниями, своим разумом, своей похотью – он начал разговор издалека, хотя, как правило, все сразу пишут, чего они хотят. Давил вопросами – мог задать их штук десять за минуту: «Ответишь? Решила? Ну что? Пообщаемся? Договорились? Что не так?» Он сразу показался мне опасным (таких примерно 20% от общего числа). Я понимала, что он болен, но мне казалось, что он не приедет в Петербург. Он требовал встречи, и я дала ему номер телефона.
У него была такая манера: он говорил со мной, как с ребенком (что-то получается - похвалить), но при этом предлагал такие вещи, как взрослой. Говорил, что потрогает, будет фотографировать. Он не спрашивал – констатировал. «Мы с тобой приедем в гостиницу, примем ванную, там будут пузырьки. Ты снимешь трусики, я тоже сниму. По попке тебя поглажу». Я как сейчас помню – стою в арке дома на набережной Фонтанки, курю (выдыхаю через нос, чтобы не слышно было), и только думаю о том, что если бы на моем месте был ребенок?
Все эти разговоры записывались на диктофон, у меня этих файлов звуковых… Знаешь, и это такое сочетание тембра голоса и темпа речи, манеры говорить, что ты понимаешь – тебе никуда не деться, никуда не уйти. Он был абсолютно уверен в себе. Я общалась с ним месяца три, и все это время у меня был стресс. Смотрела на его фотографию в анкете каждый день – за 30, обыкновенная внешность, бледно голубые глаза. Впоследствии выяснили, что он работает сантехником, женат, и у него дочь примерно такого же возраста, как девочка, которой он звонил.
В итоге он пришел на встречу – я его узнала сразу. Когда мы его окружили, говорил, что приехал в магазин, так и не признался в переписке. Тогда с ним сделать ничего было нельзя – еще не приняли поправки в Административный кодекс о пропаганде педофилии. Через некоторое время анкета ребенка, с которым он общался, была удалена. Прошел год, мы создали новую анкету на сайте с фотографией той же девочки. И он опять на нее написал.
ГОЛОС. Я уже начинаю различать по тембру и темпу речи, чего можно ожидать от человека на том конце провода. У меня ведь ничего нет, кроме этого голоса в трубке. Можно понять, что этот будет кричать, этот – махать кулаками, а этот – не станет сопротивляться. Например, так было с мужчиной, которому сейчас грозит уголовная ответственность. Я поняла по голосу, что у него уже был опыт, что он будет рыдать, корчить из себя невинность, когда мы с ним встретимся. Так и было: он описался и обкакался, по дороге в полицию рассказал, что месяц назад у него было свидание с мальчиком на кладбище, он занимался с ним оральным сексом.
В детстве он подвергся насилию, живет с мамой. Они вместе с ней на кухне и поставили ему диагноз: шизофрения. Мы его тогда оформили и отпустили, а через две недели он начал писать на другую анкету, но опять нам. Во второй раз мы были с сотрудниками полиции – его задержали и он рассказал, что у него уже больше 10 эпизодов… В ближайшее время состоится суд.
Его не было жалко, но он был жалок. Жалости к ним у меня никогда не рождается. Какая жалость?! Я часто задаю им вопрос: «Что вас сюда привело?» Хоть в этом есть наивность, но я все равно пытаюсь понять. Один сказал: «Захотелось экзотики», другой: «У меня все отлично, жена есть, но мне была нужна встряска».
Что может вызвать у меня слезы? Природа, милые собачки, сильные серьезные фильмы. После фильма об антероретроградной амнезии поняла, что люди переоценивают свои проблемы. Герой фильма не помнил, что с ним происходило 10 минут назад. Человек мог дать ему пощечину, а он мог забыть об этом и общаться с ним.
ВОПРОСЫ. Один раз человек пришел к нам на встречу с травматическим оружием. Хорошо, что один из наших парней среагировал, схватил его за руку. Всех бы перестрелял… Меня за это время ни разу не били. Тьфу-тьфу-тьфу. У нас же не просто каждый сам за себя, а каждый – за каждого. Чего я боюсь? Войны.
Каждый раз, когда нам приходится ловить педофилов (мне не нравится эта фраза – она из фильмов про супергероев, но по-другому не скажешь), я знаю, что спать ночью не буду. Я ложусь на кровать и начинаю анализировать, как все происходило. Думаю о том, что можно было сделать лучше. Просто во время рейда я постоянно на контроле: переживаю за ребят, прислушиваюсь к телефону и так далее. Мне кажется, что я самый серьезный человек из нас, меня сложно вывести из равновесия. В момент встречи нервов никаких нет: я как машина. А по ночам после я все время думаю о том, что будет дальше: количество извращенцев растет в геометрической прогрессии, ловить их можно бесконечно. Пытаюсь понять, как это остановить.
Справка
Движение «Родконтроль» сейчас занимается не только поимкой извращенцев, но и поиском детей в Петербурге. Активисты распространяют ориентировки, добиваются установки в муниципалитетах досок для размещения объявлений о пропавших детях. Также они занимаются контролем продажи алкоголя и сигарет несовершеннолетним, проводят лекции в школе по наркопрофилактике.
