Истории

Максим Шевченко: Лучшее будущее для России - это религия и социализм

Почему либеральное государство нельзя назвать более свободным, чем, скажем, тоталитарное? Почему пала советская власть? И за что на самом деле воевал Стенька Разин? Ответы на эти вопросы дал журналист и телеведущий Максим Шевченко.

 

На самом деле, современное либеральное общество – это торжество бюрократии. Такой, какой наш мир еще не знал. Я уверен, что самое свободное общество – то, в котором любая личность имела шанс на расцвет и развитие – это был Советский Союз 1970-80-х годов. Государство было настолько примитивным и абсурдным, что, по сути, представляло собой политический каркас системы, в которой царила свобода. Сделал в шаг в сторону - попадал в любой мир, который захочешь. Тут тебе Солженицын, тут - буддизм, тут - любовь в любой интерпретации. Все это можно было позволить, если ты не член партии и не сидишь на какой-нибудь ответственной работе. Я мог сесть на поезд и поехать в Душанбе: четыре часа дороги вместе с интересными собеседниками, колхозницами, например, - и ты попадал в Памир, встречался с настоящими суфиями. А в поле зрения ГБ попадал только тот, кому очень уж хотелось поработать с радио «Свобода».

Так вот, настоящая свобода была у нас, потому что даже американским хиппарям такой рай не снился: чтобы можно было, например, за три рубля доехать автостопом от Москвы до Иркутска. У них все равно в каждом городе церковь, полиция. Кроме того, каждый американец обязан быть членом какого-то общества: стрелков, баптистов, фермеров и т.п. В России и сейчас нет государства – нет нормального суда, делопроизводства, и у нас человек без бумажки вполне может чувствовать себя не букашкой, а человеком. Иное дело – Штаты или Франция, где от налоговых органов ты не скроешься ну никак.

Любое либеральное общество страшно бюрократизировано. Мир не знал такой бюрократии, которая существует в современной демократии. Мы остаемся не личностями, а только феноменами социального развития. Хоть чиновники и освобождают нас от разных хлопот по обустройству, это не значит, что нам дали возможность выбирать, кем мы хотим быть. Наша жизнь интерпретируется социологией, политологий и в конечном итоге обезличивается.

Я знаю людей, которые мертвы еще при жизни. У них нет возможности учиться, развиваться, потому что они с детства – заложники окружающего их криминального, маргинального мира. Да, в либеральном обществе нет смертной казни. Но людей, которые так и не проживут свою жизнь только потому, что на них всем наплевать, в этом обществе гораздо больше. А ранняя физическая смерть - она, знаете ли, не страшна. Умирая на войне, 18-летние парни становятся героями фильмов и книг и остаются с нами вечно. Христос знал это, поэтому выбрал смерть, а не спокойную жизнь с Марией Магдаленой. И Джордано Бруно, если бы не сгорел на костре, был бы известен только историкам и астрономам.

Человек, которого не страшит физическая смерть, который осознает себя в вечности, между бытием и небытием, внутренне сопротивляется всем аспектам современного мира: информационным, социальным и культурным. И я очень рад, что состоялась выставка Icons, потому что это первая за многое время попытка художников подойти к сакральному без глумления.

Следует понять, наконец, что история развития России – это не история сопротивления бедных богатым, а история религии. Есть такой историк Пыжиков, который провел фундаментальные исследования религиозного фактора в России от XVII века до 17-го года и написал книгу «Грани русского раскола». Существовало две России: господ (она нашла отражение в культуре) и народа. Для первой никонианство (Никонианский раскол — отделение от исторической русской церкви части верующих во главе с Патриархом московским Никоном и царём Алексеем Михайловичем -  «МР») - православная церковь. При этом не возбранялось увлекаться мистицизмом, например. Народная же религия Никона не приняла, так что начался не просто раскол - началась настоящая война. Апофеозом стала война Степана Разина, которая, сколько бы ни говорили про нее в ХХ веке, имела все-таки не марксистские корни, а религиозные. Еще один апофеоз - Соловецкий монастырь, который держал осаду 17 лет, пока его не захватили никонианцы. Да и то с помощью предателя, открывшего подземный ход.

Монахи протестовали против Никона не из-за двух пальцев (имеется в виду способ осенять себя крестным знамением - «МР»). А потому что русский царь не может без Земского собора проводить такие религиозные реформы. Это был нонсенс для монахов, которые столетиями взращивали свою культуру и свою мораль. У нас была своя православная интеллигенция, протопоп Аввакум, например. Русский человек себя не мыслил без православия. Но правительство решило по-своему: его задачей было отказаться от клятв, данных царем народу в 1612 году. Все-таки народ, а не царь, изгнал поляков. Отменить обещания было нельзя, не подчинив идеологическую базу.

Затем начались беспоповские секты. Когда правительство наняло умных немцев-социологов, чтобы изучить свой народ, выяснилось, что четыре миллиона российских граждан не то что не платят подати, но даже неизвестно, где живут. Это была секта «бегунов»: ее члены скрывались от государства, перемещались туда-сюда, а если и жили у кого-то, то в этих домах были двойные стены, чтобы всегда можно было спрятаться. Но по всем ревизорским сказкам, это были православные крестьяне.

Убеждения у них были такие:

- Земля не может быть в частном владении.

- Несправедливости придет конец, империя, государство и власть закончатся, придет царство Божье.

- Наступит власть народа под управлением святых старцев.

Именно этот народ стал движущей силой революции 1917 года. Именно он породил великую русскую литературу, чьей главной особенностью стало то, что она не могла врать. Началось с Пушкина, который первым открыл господам, что они владеют не бессловесными животными, а глубоким пространством человеческой жизни, которые имеют свой пласт интерпретации жизни, смерти и смысла жизни. Спасибо пушкинской няне, что Пушкин перешел от французского языка к русскому и начал прислушиваться и присматриваться к жизни «простых».

ХХ век стал чудовищным поражением русского народа, когда выяснилось, что царство Божье и идеология превратились в мертвое пространство, где идеалом стал мещанин в майке с телевизором, колбасой, в хрущевской полуторке с женой. Ради этого, ради обещанной на XXII съезде бесплатной колбасы, были сначала трехсотлетнее несломленное сопротивление, а потом уникальная революция. Разочарование чувствовали все, поэтому крушение советской власти в 1991 году встретили безразлично.

В 90-е годы царили опустошение и апатия. Сейчас то, что было исконным для русского самосознания, восстанавливается. Потому что либеральное общество на самом деле не может дать ничего. Понятие о том, что «труд – это смысл жизни», в нынешнем обществе уничтожено. Вы можете работать 12 часов в сутки и по нормам выработки получите 15 тысяч рублей в конце месяца. И максимум, что сможете – приодеть жену и купить «Ладу Калину». Между тем, в городах всегда будут люди, которые работают меньше, занимаются одними только финансовыми спекуляциями, но зарабатывают в тысячи раз больше. Думаю, вопрос о восстановлении  труда как базиса еще вернется в политику, просто левые партии еще слишком убоги… Когда религия придет в социализм, эта страна обретет второе дыхание.

share
print