Истории

В Петербурге от строительного распила дрожат стекла

Раньше, в имперское время, к архитектуре относились как к искусству, а теперь это просто бизнес, и от строительного распила дрожат стекла в новых бизнес-центрах и старых дворцах. О том, чем плохи «муравейники» вокруг КАДа и чем хороша Мариинка-2, рассуждает Семен Михайловский, ректор института им. Репина (Академия художеств в Санкт-Петербурге).

- Что бы вы сегодня назвали в качестве главной городской проблемы Петербурга?

- Меня лично волнует проблема удобства и чистоты в городе. Почему у нас такие грязные подъезды, лестницы? Ситуация меняется, но медленно. Нам всем нужно время, чтобы выкарабкаться из того положения, в котором мы были в советское время.

- Вы были одним из немногих, кто выступил против реконструкции греческой церкви на месте касс БКЗ  «Октябрьский». Объясните свою позицию.

- Там запутанная неоднозначная история. На месте концертного зала стоял храм Дмитрия Салунского в византийском стиле. Он стоял в сквере, в окружении деревьев. В советское время его снесли и построили диссонирующее модернистское здание. Бродский посвятил случившемуся замечательное стихотворение. Уже в наше время возникла идея построить на месте кассового павильона бизнес-центр. Был проведен конкурс, объявлен победитель, начаты работы. И в какой-то момент одного из конкурсантов, еще вчера проектировавшего бизнес-центр, озарила мысль восстановить храм, но не на историческом месте, что потребовало бы несметных денег, а там, где его успешный конкурент строит бизнес-центр. И пошло-поехало. Он обращается к уважаемым ученым. Никто, конечно, не осмелится отказать ходатаю, который радеет о церкви. Собирается Совет по культурному наследию. Все бьют себя в грудь, взывают к покаянию. Получается парадоксальная ситуация: если ты против восстановления, значит, ты против церкви. Потом этот вопрос обсуждался в Законодательном собрании и там даже приняли какое-то постановление. На мой взгляд, строительство такого сооружения сопряжено с массой трудностей. Прежде всего, храм стоял не на том месте. Теперь он будет соседствовать с концертным залом. Насколько я понимаю, документальных свидетельств, чертежей недостаточно. Но главное, есть какая-то неискренность в посылах. Ну как можно верить виляющему человеку? Удивительно вообще, что эта сомнительная история вызывает такой резонанс.

Показательна ситуация с Мариинским театром, который неимоверными усилиями и атомными средствами достроили. Хотели построить что-то необыкновенное. Построили заурядную вещь. Это не событие в мире архитектуры, но и особенно пыхтеть, возмущаться, наверное, не стоит.

- Нельзя не заметить, что в Петербурге, как ни в одном другом городе, проблема наследия обсуждается постоянно.

- Для многих градозащитная деятельность стала профессией. Некоторые депутаты сделали на этом политическую карьеру. Конечно, мы должны думать о городе, хранить город, но нельзя не понимать, что изменения неизбежны, что каждый случай вмешательства требует рассмотрения. Здесь не следует поддаваться эмоциям, биться в истерике. Меня смущает, что во всем этом кураже мало искренности. К сожалению те, кто строят, руководствуются интересами только бизнеса. Те, кто сохраняют, увлечены чистой политикой. Слово «чистый», конечно, не очень корреспондирует со словом «политика».

- Нужна ли нам сейчас современная архитектура? Мог бы Петербург идти по пути, скажем, Барселоны, где за последние лет 15 довольно много строили и часто удачно?

- Барселона хотела привлечь внимание. Потом случился кризис и бум прекратился. В Риме построили музей современного искусства. Деконструктивистское здание вызвало определенное возбуждение. Бильбао после того, как Фрэнк Гери построил музей, стал известным городом, туда устремились люди. Но для того, чтобы делать там масштабные выставки, нужны деньги, а их в кризис оказалось не так много. Список городов, где знаковые здания призваны были изменить не только ландшафт, но и самосознание, можно продолжить. Тут не только Париж и Мадрид, Хельсинки и Грац. Но сейчас, в кризис, конечно, не строят в прежних масштабах. Вопрос, нужны ли Петербургу знаковые здания, напрямую связан с вопросом, нужны ли Петербургу дополнительные аргументы. Чтобы в Петербурге появилась современная архитектура, нужны особые условия. Нужно сильное желание власти и бизнеса, интерес. Архитектура движется, когда все интересы сходятся, когда возникает синергия.

- В Петербурге сейчас уже, можно сказать, прошел десятилетний период, когда проводились конкурсы, планировались какие-то большие сооружения. Каковы его итоги, на ваш взгляд?

- Результата нет. А если есть, то он не впечатляет. Были попытки создать точки роста, точки притяжения. Газпром, Мариинский театр, Эрмитаж. Ни в одном из трех случаев не получилось. Проводились международные конкурсы, приглашались лучшие архитекторы. Все это, как оказалось, не стоило затраченных усилий. Гора рождала мышь. Еще показательна ситуация с Мариинским театром, который неимоверными усилиями и атомными средствами достроили. Хотели построить что-то необыкновенное. Построили заурядную вещь. Это не событие в мире архитектуры, но и особенно пыхтеть, возмущаться, наверное, не стоит.

- Все эти конкурсы были еще и попыткой пригласить иностранных архитекторов работать в Петербурге.

- Для того, чтобы создать, а не просто построить некое сооружение, нужна сильная воля, власть и бизнес должны объединиться. У нас особое отношение к иностранцам. В XVIII веке приглашали сначала итальянцев, потом французов, потом снова итальянцев. Сегодня модными считались итальянцы, завтра - французы. И по кругу.

Вот цитата: «Я хотела двух итальянцев, потому что у нас есть французы, которые знают слишком много и делают скверные дома внутри и снаружи, потому что они знают слишком много». Нелегко обнаружить логику императрицы (имеется в виду Екатерина II - «МР»), но на деле ей удалось многое осуществить. Она сделала город европейским. Игра ума приносила плоды. И если раньше были эстетические и экономические критерии, был интерес к архитектуре как искусству, то сейчас остались лишь экономические обстоятельства.

От строительного распила дрожат стекла. Об архитектуре речь вообще не идет. Ну и, конечно, мало, почти нет людей, которые понимали бы современную архитектуру на формальном и содержательном уровне, чувствовали ее, способны были отстаивать позиции. Защитников наследия много. Смотрящих в будущее нет. Хотя, конечно, прошлое с будущим неразрывно связано. С этим никто не спорит до хрипоты.

- Петербург сейчас очень активно строится, в основном, вокруг КАДа. Каковы могут быть последствия этого разрастания?

- У нас все очень неопределенно, мы не знаем, что будет завтра. Это строительство –  чистый бизнес, никто не думает о человеческой жизни, не изучают человеческие потребности. Интеллектуальная составляющая архитектуры у нас слабая. Важно только то, как это выглядит на чертеже и на макете, и сколько это приносит денег. К чему это приведет, никто не знает, никто просто не задается этим вопросом.

Мне иногда кажется, что наше общество искусственно раскалывается. Ты за Эрмитаж или за Пушкинский музей? Ты за Питер или за Москву

- Недавно произошел очередной эксцесс с исключением части пригородов Петербурга из списка ЮНЕСКО. Вы считаете эту ситуацию опасной?

- Словосочетание «список ЮНЕСКО» звучит, конечно, красиво. Но не надо драматизировать происходящее. Не надо демонизировать власть. Не надо преувеличивать значение того или иного движения. ЮНЕСКО – это вообще-то тема для обстоятельного разговора. Произошел вброс некой информации, и люди, подверженные протестным настроениям, начали ее активно обсуждать. Обсуждать и осуждать. Заметим, градозащитникам сегодня открыты трибуны, они влиятельны как никогда. Заседают в КГИОПе, решают вопросы.

- Вам чужд консерватизм?

- Вовсе нет. Я считаю, например, что Эрмитаж, музей классического искусства, музей, имеющий определенную репутацию и авторитет, не обязательно должен делать провокативные выставки современного искусства.

- Эрмитаж тем самым восполняет некий дефицит, у нас же нет хорошего музея современного искусства.

- Современному искусству точно нужен свой Эрмитаж. Однако Манифеста (европейская биеннале современного искусства - «МР») в Эрмитаже меня не воодушевляет. Манифеста и Эрмитаж – вещи по определению разные. Хотелось бы, чтобы раз в год в Эрмитаже  проходили большие выставки старых мастеров. Мне кажется, Караваджо или Рубенс скорее обогатили бы нашу культурную жизнь.

- Вас можно назвать одновременно жителем Москвы и Петербурга. Какова ваша позиция в связи с идеей переезда коллекции «импрессионистов» в Москву?

- Мне иногда кажется, что наше общество искусственно раскалывается. Ты за Эрмитаж или за Пушкинский музей? Ты за Питер или за Москву? История с картинами из собрания Щукина и Морозова сложная. Это драма. Я уважаю Ирину Александровну Антонову (президент Пушкинского музея - «МР»), она делала прекрасные выставки, много выставок. Покинув директорский кабинет, она показала, что для нее интересы дела важнее личных интересов. Я верю в искренность намерений этого человека. Что касается перемещения, то я ни минуту не сомневаюсь, что никакого передела не будет. Во всяком случае, в ближайшем будущем.

- Происходят ли в Петербурге в последние годы какие-то позитивные изменения?

- Люди постепенно меняют отношение к городу, вообще к жизни. Я вижу вокруг много просветленных красивых молодых лиц. И это радует, вселяет надежду. Мне нравятся изменения, которые происходят в стране в целом. Я понимаю, что не все просто. И, тем не менее, я должен сказать, что в России никогда не было такой степени свободы, как сейчас. Это не только свобода передвижений, свобода мнений. У молодежи есть возможность самореализации, есть перспективы карьерного роста. Я жил в то время, когда жизнь протекала на коммунальных кухнях, когда слово «карьера» было ругательным. С другой стороны, у нас были иллюзии относительно западной жизни. Мы многое переоценивали.
Нам дан шанс и мы не должны его упустить. Самое страшное - это смута.

share
print